прямо противоположен политическому действию. На самом деле исламисты выступают за свержение «безбожных» режимов Ирака, Сирии, Туниса. Критика ими Саудовской Аравии — не более, чем политическая демагогия. Политику же они проводят близкую к таковой Саудов: антизападный фундаментализм внутри страны и стратегически-финансовый союз с Вашингтоном или Лондоном в международном плане.

Саудовская Аравия стала эпицентром мирового исламистского землетрясения. Это отчасти объясняется ее опасениями, что склонные к социализму националистические режимы других арабских стран потребуют от нее поделиться плодами нефтяного бума. После смерти Насера Саудам удалось сместить на себя политико-идеологический центр тяжести арабского мира. Финансовых ресурсов для распространения своего влияния у Саудов вполне хватало. Благодаря скачку цен на нефть после арабо-израильской войны 1973 г. доходы Саудовской Аравии выросли с $ 4,35 млрд. в 1973 г. до $ 36 млрд. в 1978 г. (с. 126). Кроме непосредственной поддержки исламистских организаций Сауды используют и другой рычаг: в качестве conditio sine qua non своей финансовой помощи мусульманским государствам они ставили принятие государствами-реципиентами законов, поощряющих фундаментализм. Другой причиной поддержки исламизма является попытка Саудов замаскировать свою зависимость от США, но нередко они действовали вместе с ЦРУ против общего врага — СССР, как в Афганистане.

Внешнюю политику Израиля дель Валь называет одним из трех (наряду с ролью США и Саудов) ключей к объяснению успеха исламистских движений. По его мнению, западные аналитики и востоковеды просмотрели взаимодействие сионизма с исламизмом, поскольку склонны недооценивать религиозный фактор. Предпочитая материалистическое прочтение истории, они сосредоточиваются на этнических и особенно экономических факторах. Между тем, как не следует считать сербобоснийский конфликт только этническим, так и необходимо учитывать общность сионизма и исламизма.

Оба эти явления (движения) принадлежат к теократическим идеологиям и долго были объективными союзниками по двум причинам. Во-первых, образование Израиля — «парадигма конфессиональной политики». Вместе с созданием Пакистана это беспрецедентное явление в истории ХХ в.: легитимность обоих государств держится исключительно на религиозном основании. Во-вторых, существование Израиля объективно подпитывает исламизм — радикальную реакцию на сионизм. Парадоксальным на первый взгляд образом Израиль рассматривал Иран аятолл как меньшую угрозу, нежели светский Ирак: последний находился в процессе приобретения ядерного оружия. Однако Израиль не стремится к непрерывной конфронтации с соседями. Его цель — ослабление и раскол мусульманского мира. Имея в виду именно эту цель, Тель-Авив в 1978 г. перестал поддерживать иранского шаха. Однако намного более важную роль в победе хомейнистской революции сыграли США.

Не надо думать, что политические и экономические связи США с шахским Ираном доказывают невозможность американской поддержки аятолл. Причиной оказания США помощи Хомейни стало политическое, экономическое и военное усиление Ирана, все менее поддававшегося манипуляции американских спецслужб. Успехи «белой революции» 1963–1978 гг. в Иране впечатляли. За это время страна существенно модернизировалась. При этом шах стремился избавить Иран от диктата международных нефтяных компаний. Особенно неприемлемой для США стала инициатива шаха Мохаммада Резы по превращению страны в ядро новой, самостоятельной системы безопасности в регионе Индийского океана.

Как пишет ливанский политолог Н. Наср, американцы сознательно поощряли исламский фанатизм: это блокировало в мусульманских странах всякую модернизацию и низводило их до положения рынков сбыта американских товаров. Серьезный экономический упадок Ирана после 1980 г. (как и отказ США помочь Насеру в строительстве Асуанской плотины) подтверждает данное мнение. Дель Валь называет Иран жертвой американской стратегии «мягких подбрюший». Другой такой жертвой стал Ирак — единственная арабская страна, которая в 80‑е годы смогла обзавестись собственной промышленностью и стать сильной политической и военной державой.

Несмотря на гибель в Алжире с 1992 г. около 300 европейцев и направленные против антиамериканцев теракты в Нью-Йорке в 1993 г. и в Найроби и Дар-эс-Саламе в 1998 г. (в терактах обвиняют бывших «афганцев»), не похоже, чтобы Вашингтон прекратил поддерживать определенные фундаменталистские государства и движения. Администрация Клинтона продолжала проводить различие между «умеренным» и «крайним» исламизмом. Правда, среди американских чиновников и исследователей нет единодушия по вопросу о политике в отношении исламизма. На этот счет геостратеги и специалисты по Ближнему Востоку разделились на две школы.

Первая была представлена С. Хантингтоном, Ю. Боданским и М. Индиком. По их мнению, политический ислам — фактор дестабилизации и угроза для всего немусульманского мира. Однако такая точка зрения имеет мало влияния на американских стратегов-макиавеллистов.

Вторая школа, напротив, исходила из того, что «исламское пробуждение естественно вписывается в политическую эволюцию мусульманских обществ и нисколько не враждебно Западу и ценностям современной демократии» (с. 149). Представители именно этой школы доминируют в администрации Клинтона. Это бывший председатель Совета национальной безопасности Э. Лэйк, государственный секретарь М. Олбрайт, посол США в Македонии К. Хилл, специальный посланник президента США в Боснии Р. Холбрук. Одним из основных представителей этой школы остается З. Бжезинский, по-прежнему выступающий за использование Америкой исламистского козыря в борьбе за ресурсы центра Евразии. Американская стратегия «нового сдерживания» (neocontainment — термин геополитика Ф. Тюаля) направлена не против одной лишь России, а против всего славяно-православного мира. По мнению французского генерала П. М. Галлуа, именно этой доктрине следовали американцы, бомбя Белград и поощряя албано-боснийский исламский ирредентизм на Балканах. Галлуа подчеркивает, что в отношении резни в Алжире США хранят молчание, — это у сербов нет нефти (сноска 203 на с. 151).

Разыгрывать исламскую карту США помогает отсутствие у них колониального прошлого в Африке и на Ближнем Востоке. Американцы пользуются этим, преподнося себя в качестве защитников свободы и права народов на самоопределение.

Кроме внешнеполитических факторов, толкающих США на сближение с исламизмом, имеются и внутриполитические. В стране существуют исламские группы давления (Совет по американо-исламским отношениям и Мусульманский совет общественных дел). Хотя исламистские лобби не так сильны, как еврейское, их политико-электоральный вес постоянно растет, особенно с тех пор, как исламизм стал идеологией основной части мусульман-негров (партия «Нация ислама» Л. Фаррахана).

Одним из наиболее явных подтверждений постоянства происламистской стратегии США служит поддержка ими движения «Талибан» с 1994 г. и вплоть до американских ракетных ударов 20 августа 1998 г. В частности, эта поддержка была очень выгодна нефтяной корпорации «Unocal», планирующей построить нефте- и газопровод через Пакистан и Афганистан в Туркмению. Не случайно взятие талибами Кабула в сентябре 1996 г. госдепартамент назвал положительным фактом. Однако мир в Афганистане так и не установился, производство опия росло, и талибы дали убежище начавшему финансировать их бин Ладину. Похоже, что после американских ударов по афганским лагерям террористов США и талибы стали непримиримыми врагами.

«Нефтяная геополитика» издавна является приоритетным направлением англосаксонской стратегии на Востоке. Еще в 1901 г. Великобритания приобрела права на эксплуатацию почти всех нефтяных запасов Персии. В 1919–1920 гг. она получила мандат Лиги Наций на Ирак, где незадолго до этого