заинтересовалось появлением в своих краях молодого красавца, украшенного, несмотря на свой юный возраст, изумительным, как говорили девушки, шрамом. Ги стали, наперебой, приглашать к себе в гости соседи, даже граф де Дрё – кузен короля Филиппа, стал подумывать, а не сосватать ли ему свою младшенькую дочурку замуж за этого блондина…

Но, сердце Ги ждало что-то другое, оно тянулось к чему-то и толкало своего хозяина куда-то…

Где-то под самое Рождество приехал старый оруженосец отца, седой Гуго, единственный уцелевший воин из свиты отца, сопровождавшей его в крестовый поход. Гуго рассказал, что его отец погиб как раз в тот самый день, когда Ги был посвящен в рыцари.

Какое страшное совпадение! – подумал Ги и ужаснулся. Он крепко сжал рукоять меча. Решение в его голове уже давно созрело, только сегодняшнее известие толкнуло его наружу с удвоенной силой.

– Я уезжаю в Париж! К королю Филиппу! Надеюсь, что мой меч пригодится ему…

ГЛАВА III   Король Франции и его соседи

После вступления на престол молодой король Филипп круто и резко изменил всю политику короны. Кичливый, заносчивый, недалёкий и, к тому же бездетный, граф Фландрии Филипп Эльзасский решил одурачить молодого принца-наследника, вбив мысль стать «новым БодуэномV при короле Филиппе» и попытался навязать ему исполнение своих политических интересов, наивно полагая, что сможет управлять «этим лохматым мальчишкой». Вот этого человека король Людовик и назначил опекуном молодого принца и «меченосцем Франции» на предстоящую коронацию. Граф смекнул, что сможет еще больше укрепить своё влияние на Филиппа. Он пообещал выдать за него свою племянницу Изабеллу де Эно, выделив в качестве приданого богатые земли графства Артуа, с его богатыми городами и ярмарками и графство Вермандуа, одно время уже принадлежавшее короне, но из-за разделов предками своих земель ускользнувшее от Капетингов.

Всё же король Людовик VII не был дураком и полной бездарностью, как его описывали поздние историки и биографы. Для «равновесия сил», боясь и борясь с усилением могущества и силы графов Анжуйских, Людовик привязал корону цепью династических браков с могущественным Шампанским домом. Мать Филиппа была Адель де Шампань, своих дочерей, рожденных от Элеоноры, Людовик выдал замуж за Генриха Щедрого графа де Шампань, старшего сына Тибо де Блуа-Шампань. Вторую дочь и сестру Филиппа Людовик выдал замуж за второго сына могущественного Тибо де Блуа-Шампань – Тибо-младшего, графа де Блуа, интригана и предателя, бывшего одно время даже сенешалом Франции, но после своего подлого предательства лишенного своих должностей и почестей.

Каждый из этих кланов пытался втянуть молодого наследника в сферу решения своих интересов и выгод, не задумываясь о том, что у молодого Филиппа есть своя, отличная от обоих дворянских родов, точка зрения. Молодой Филипп хотел немного. Только округлить свой домен за счет соседей и родственников, накопить денег для войны с англичанами и лишить их всех континентальных наследий, заперев на туманном и дождливом Английском острове. Ровно через поколение, род Капета снова вернулся к политике Филиппа и Людовика-Воителя, к политике завоеваний и присоединений земель под скипетр короны Франции.

Но, на беду Франции, существовал еще один, пожалуй, самый грозный и опасный, противник. Это была держава, созданная неугомонным, но бесспорно талантливым, Генрихом Плантажене, графом Анжу, Мэн, Турень, Бретань, Лимузэн, Пуату, герцогом Нормандским и Аквитанским, королем Английским. Филипп умело, используя постоянную вражду и недоверие, раз и навсегда поселившееся в этом семействе, применял своё право верховного сюзерена, постоянно стравливал непокорных детей со своим могучим отцом. Генрих Молодой, Ришар Кёрдельон, что значило в переводе с французского «Львиное Сердце», Годфруа де Бретань и Жан Сантерр постоянно поднимали мятежи против отца, требуя себе в управление части наследия их отца, прежде всего Пуату и Аквитанию – наследие их беспокойной матери Элеоноры. Принцы английские постоянно воспитывались на материке, во Франции, впитав в себя куртуазные манеры и любовь к французской жизни, нравам, обычаям и поэзии. Всё это создавало в их головах иной раз такую кашу, что с учетом тёмного психического прошлого их анжуйских предков, создало страшную гремучую смесь, которой Филипп и решил подорвать могущество Плантажене на французской земле.

Король Генрих II Плантажене больше всего любил, что было просто удивительно, самого младшего и самого бестолкового и бездарного из своих сыновей – Жана Сантерра, попросту Безземельного. Жан родился на свет после знаменитой ассамблеи в замке Монмирай, когда на короля Генриха II Английского вдруг нашла необъяснимая блажь, выразившаяся в желании официально разделить свою обширную державу между тремя сыновьями. Так как формально эти земли находились под сюзеренитетом королей Франции, молодые сыновья Генриха принесли оммаж королю Франции Людовику и трёхлетнему Филиппу де Франс.

Генрих Младший принёс оммаж за Нормандию, Анжу, Мэн и Турень; Ришар Кёрдельон – за Пуату и Аквитанию, Годфруа – за Бретань. Весь французский двор дивился неслыханной щедрости и экстравагантности Генриха Плантажене, не видя в этом один из приступов родового психического расстройства, наследованного издревле анжуйскими графами. Их внезапные, необузданные и немотивированные ничем приступы гнева, ярости и злости, сменялись периодами плодотворного затишья, позволявшего им контролировать и увеличивать свои земли, держа в страже и повиновении знать подвластных территорий.

Король Генрих совершил, пожалуй, свою самую главную ошибку всей жизни – дал своим алчным детям надежду на власть. И его «Львята» почуяв на своих зубах пленительный и не сравнимый ни с чем по упоительности аромат власти, уже не собирались расставаться с ней.

Власть, заманчивую и упоительную. Власть уже в ближайшее время, которая манила и влекла к себе, заставляя их встать на путь сыновней непочтительности и открытого мятежа.

Первым подал к ней сигнал старший сын и наследник короля – Генрих Младший. Мальчик, выросший на идеалах французского рыцарства, долгое время жил во Франции, воспитывался в Пуату и Лимузене, этих оплотах феодальной вольницы, так щедро воспеваемых трубадурами. Недаром, его самым закадычным другом стал забияка, пьяница, но, при всём этом, талантливейший воин и поэт того времени – мессир Бертран де Борн.       Единственным рычагом для сдерживания необузданного нрава Генриха Младшего был мессир Гильом Маршал, которого больше звали на французский манер – Гильом де Марешаль. Рыцарь, чья верность и преданность короне и, в особенности, принцам крови еще при его жизни стала легендой. Реалистичный и практичный склад ума мессира Гильома, до поры до времени, как мог, сдерживал