Меня воротит от этих типичных корейцев.

– Вот это да! – Я чуть не покатился со смеху. – Вот это ничего себе! Ты сейчас правда сказала «типичные корейцы»?

– Именно.

– Впервые вижу человека, который употребляет это выражение.

– А в интернете тебя забанили?

– Вот поэтому и говорю, что впервые вижу человека, который произносит это вслух. – Я был искренне удивлен, но она посмотрела на меня с презрением.

– Ну, твои приятели должны были его слышать.

Ее взгляд натолкнул меня на забавную мысль:

– Слушай, а я тоже типичный кореец?

– Откуда я знаю, какой ты теперь.

– Ну, а четыре года назад?

На ее лице мелькнула растерянность, она нахмурилась и с серьезным видом стала о чем-то размышлять. Но что со мной? Неужели я переживаю? Я ждал, затаив дыхание, пока она наконец не дала ответ:

– Ну, замашки у тебя были.

– Ха-ха-ха! Ну и ерунду ты болтаешь! Да во всем мире не найдется такого доброго и любящего парня, как я!

– Поэтому и говорю, что у тебя были замашки.

Ее слова вызвали очередной приступ хохота – мне показалось, что это очень смешная шутка. Она тоже смеялась, не отводя от меня глаз, но с какой-то безнадежностью во взгляде.

Продолжая тихо посмеиваться, я задумался над ее словами. Лишь теперь мозаика сложилась в целую картинку.

– Подожди-ка, так ты участвовала в этом митинге мегаличек, потому что тебя обижали какие-то придурки? Типа приставали на свиданиях? Вот с-с!.. Где, где эти уроды, покажи мне их!

Я рассвирепел, но на этот раз рассмеялась она:

– Слушай, я впервые вижу мужика, который использует слово мегаличка!

– Тебя что, тоже в интернете забанили?

– Ты хоть знаешь, что за митинг там был, чтобы теперь тут разглагольствовать?

– Ну… про беременность?..

– Проехали. Лучше молчи, если не хочешь показаться совсем отбитым.

Слова были резкие, но я почему-то вновь рассмеялся. Они прозвучали мило – может, потому, что из ее уст.

– «Отбитым»? Вот как, значит, нынче литературные редакторы выражаются?

– Слово приставучее.

– Ладно, но если дело не в этом, то зачем ты ходила на митинг? Четыре года назад ты такими вещами не интересовалась.

– Думаешь?

Раньше она совершенно не походила на активистку, а новостям и документальным фильмам предпочитала романы и художественное кино. Мир сам по себе, я сама по себе – такое впечатление она производила.

Она покачала головой:

– Предположим, наш мир вынуждает меня быть феминисткой, и что?

– Феминисткой? Ха-ха-ха, ну ты даешь!

– Это слово ты тоже впервые слышишь?

– Ага, – кивнул я.

Она усмехнулась:

– Если бы мы знали, как все сложится, то четыре года назад не встречались бы. Мы встречались лишь потому, что это было тогда, четыре года назад.

– Ты так считаешь?.. Да, может, ты и права. – Я, хмыкнув, кивнул.

Будь она хоть тысячу раз замечательной, даже в мыслях я не стал бы встречаться с мегаличкой, точнее с феминисткой. На свете столько женственных и добрых девушек – нормальных девушек, – с чего бы я стал…

Повисла неловкая тишина. Я потянулся к курице, оторвал крылышко – свою любимую часть – и откусил, но теперь вкус почему-то казался мне уже не таким прекрасным, как несколько минут назад.

– Что ж, наша сегодняшняя встреча – это тоже судьба. Рада видеть тебя, – весело произнесла она, чтобы развеять неловкость.

Мы снова подняли стаканы и чокнулись. Гулко звякнуло стекло.

А потом…

Я пришел в себя, открыл глаза и уставился на незнакомый потолок. Перепугавшись, я приподнялся и увидел ее: обнаженная, она лежала рядом. Мы были в мотеле. Как это случилось? Я сел и, обхватив руками страшно гудевшую голову, попытался восстановить в памяти события прошлой ночи.

– Может, еще по бокалу?

– Хочу продолжения! Здесь недалеко есть отличный бар!

Да, пусть я и сравнил нашу встречу со встречей выпускников, пусть мысль о том, что за эти годы она превратилась в феминистку, не укладывалась в голове, тем не менее пить с ней было очень весело, поэтому я требовал и требовал продолжения.

– Ты хоть знаешь, как сильно я тебя любила?

– А я – еще сильнее!

– Нет, я!

– Я ужасно плакал тогда.

– А я плакала еще больше.

– Ты никогда не поймешь, что я чувствовал. Меня бросила любимая девушка, и я оказался в Америке совсем один.

– Ты по мне не скучал?

– Не хочу рассказывать.

– Почему это? Говори! Быстро говори!

Мы обменивались бессвязными дурашливыми фразами до тех пор, пока не начали отключаться. Этот спор, на спор даже не походивший, продолжался довольно долго. Поплакав над событиями четырехлетней давности, часа в три утра мы решили разойтись по домам. Она сходила в уборную, пока я оплачивал счет, и мы вышли на улицу.

– Ты как поедешь? Вызвать такси?

– А? Да…

Переулок, где находились бары, совсем опустел. Покачиваясь, мы посмотрели друг другу в глаза и, словно притянутые друг к другу магнитом, слились в поцелуе. Мы целовались так, будто сорвались с цепи, будто всю жизнь ждали именно этого мига и теперь наслаждались им. Судя по силе, с которой она сжимала мою руку, ей тоже нравилось. Вот так мы и оказались здесь… На всякий случай я заглянул под одеяло и нашел там растянутый презерватив, уже сослуживший свою службу.

– У-у-у… – почти неслышно застонала она.

При виде ее неприкрытого тела я почувствовал то же, что ощущал в такие моменты четыре года назад. Полагаю, мы оба сожалели о нашем расставании, иначе вчерашняя случайная встреча закончилась бы совсем по-другому. А что, если наши чувства друг к другу еще не остыли? Я повидал множество «нормальных» женщин и не скажу, что она хоть чем-то превосходила их, даже наоборот – она наряжается в черное и бегает на подозрительные митинги. Это, конечно, огромный минус. Но решающим фактором остается то, что она – это она. Ничто этого не заменит. На земле она единственная такая.

С другими женщинами я стараюсь быть невозмутимым, и лишь она может заставить меня то бегать, то плакать, то вести себя импульсивно. Думаю, что и секс у нас такой же превосходный, как и раньше.

Возможно, сама судьба послала ее мне в миг, когда я совсем погряз в манерной вычурности свиданий. И проведенная вместе ночь говорит лишь о том, что она разделяет мои чувства. Сердце в груди заколотилось – она прекрасна даже во сне…

И тут она перевернулась на бок и пробормотала:

– Фу-у, сейчас вырвет…

Ее упругая грудь приятно покачнулась.

Даже такой – заспанной и хмурой – она казалась мне прелестной.

– Выспалась, красавица моя? – шутливо спросил я и лег рядом, чтобы было удобнее смотреть на нее.

Ну разве не романтическое утро?

– Ой, фу, что ты несешь? – бросила она и в довесок стукнула меня по руке, выбив ее из-под моего подбородка.

– Эй!

Я сделал попытку отстоять свою уязвленную гордость, но она, даже не взглянув в мою сторону, встала с кровати и принялась подбирать с пола белье.

– Я вымоталась. Давай поедим какой-нибудь суп и пойдем по домам. Если торопишься, можно сразу по домам.

Что? Какой суп? Она что, вообще?..

– В смысле? Что происходит?

– В смысле «что»?

Опять, опять это бесстрастное выражение лица! Оно всегда выводило меня из себя.

– Ну, мы ведь переспали!

– И?

– Если четыре года назад мы друг друга любили, потом расстались, потом снова встретились, и наша встреча закончилась этим, значит…

– Значит?

Нет, это ни в какие рамки! В конце концов я прикрикнул:

– Слушай, блин!

– Не понимаю, чего ты злишься-то? Что ты хочешь мне сказать?

Пока я, сидя на кровати, лепетал что-то невнятное, она успела нарядиться в свои черные одеяния и вернуть себе вызывающий оторопь вид.

– Разве ты переспала со мной не потому, что до сих пор любишь? Не потому, что хотела снова встречаться?

– Мы разве вчера не закрыли эту тему? Мы встречались тогда, потому что это было тогда. Теперь мы встречаться не можем. Мы друг другу не подходим, – подчеркнула она, повысив голос.

Ох, что за мерзкое чувство? Вообще-то, обычно эту роль играю я. Когда наутро женщины в мотеле спрашивают: «Значит, мы теперь встречаемся?» – я уклончиво отвечаю: «Давай не торопить события» или «Не будем загонять наши отношения в рамки» – и закрываю тему.

– Нет, главное ведь, чтобы мы друг друга любили! Остальное неважно! Я ведь тоже тебе нравлюсь!

Я вел себя как капризный ребенок, который ныл и хватался за ее юбку. Черт.

Она усмехнулась и цокнула:

– Да уж… Мужику за тридцать, а ума… Быстрее одевайся, или я ухожу без тебя.

Я встал с кровати и, громко топая, принялся собирать с пола раскиданные вещи и натягивать их на себя. Наверное, я вчера сильно вспотел, пока бегал, потому что теперь чувствовал себя отвратительно грязным.