выходит из блиндажа. Горчаков уходит определять их. Я же… Странное ощущение. Его жесты, голос, движения. Ведёт себя как хозяин положения. Чувствую себя… Он смотрит на меня как на неразумного ребёнка, а разговаривает только из вежливости. Совсем не потому что мы нужны ему, а потому что…

— Фух, тяжёлый он всё-таки человек, — заходя обратно выдаёт Горчаков.

— Это да. Ну, что скажешь, Денис Матвеевич?

— Абвер, — выдаёт один из особистов.

— Ой, закройся, — мощится Горчаков. — Абвер он тут увидел. Сопляк. Абвер не дураки. Да и не сходится.

— Чего не сходится?

— Да всё не сходится, товарищ комфронт, — отмахивается Горчаков. — Если даже так, то зачем им своих же уничтожать? Я видел этих ребят в деле, немцев они крушили без колебания и с особой жестокостью. А то как с Мартой, начальницей лагеря и замом Нойманном расправились… Это отдельная тема. Нет, немцы так поступить однозначно не могли.

— А что если это актёры переодетые? — спрашивает второй особист.

— Ну да, актёры, — прикурив кивает Горчаков. — И в лагере, и на фронте, и в поездах. Всех актёров согнали и приказали играть до смерти. А что, логично… Но нет… Вот что, товарищ комфронт, сообщить об этом необходимо. Донесение я сейчас напишу и отправлю. Нам же… Хм… Понимаете, ему нет смысла обманывать нас. Если бы они хотели навредить, точно могу сказать, нас бы уже не было.

— И что нам делать?

— Ждать, — разводит руками Горчаков. — Больше мы ничего не сделаем. Ещё нам надо постараться не провоцировать их. Влад не такой доброжелательный каким кажется. Он заключённого за оскорбление жены убил и ни грамма не сожалел об этом.

— А про эти рассказы о Императоре и других мирах что думаешь?

— Не знаю, — вздыхает Горчаков. — Хотя… Вы, товарищ комфронт, в глаза ему посмотрите. Не знаю как вы, но я там обмана не вижу. Я ему верю. А ещё я надеюсь, что у нас всё получится и Влад поможет нам победить. Ладно, пойду донесение писать. Завтра поговорим. Ну, а вы оба два, что стоите? Заняться нечем? Так я вам сейчас быстро досуг организую. Окопы копать, укрепления восстанавливать. Чего побледнели? За мной желторотые.

Особисты уходят, сижу за столом, подозреваю себя в том, что спятил. Потому что такого быть не может, потому что не может. Или… За четыре года, я видел всякое. И случаи разные, и можно сказать чудеса. Но чтобы так. И ведь я ему верю. Не знаю почему, но уверен в том, что не может он врать. Но сомнения…

Просидев так несколько часов, точнее до утра, решаю посмотреть как устроились гости, выхожу из блиндажа, поправляю шинель и замечаю что на улице заметно потеплело. Дует приятный тёплый ветер, небо затягивает тяжёлой светящейся фиолетовой дымкой, которая создаёт по-настоящему сказочную атмосферу. Цвета меняются.

— Наверное из-за взрыва, — мотнув головой заключаю и сразу понимаю куда идти.

Здесь, прям рядом, стоит небольшой каменный домик. Не из отдельных блоков, а полностью. Как будто его вытесали из огромного камня, ну или он вырос сам.

Подхожу ближе, смотрю на пару часовых у входа, стучу в дверь…

— Кто тама? — слышится из-за двери хриплый голос Осипа.

— Генерал Быстрицкий.

— Ты в гости или по делу?

— Ты? Кхем… Я просто так.

— Просто так пущать не буду. Зайди к вечеру.

— Осип!

— А? Извините, товарищ генерал, Осип у нас шутник. Вы проходите.

Дверь открывается, как я понимаю Ломакин, заводит меня внутрь и ведёт вниз по лестнице. А там… Там настоящие хоромы. Широкий коридор, множество дверей, всё из камня. Подсвечено всё красивыми фиолетовыми кристаллами. Пахнет чем-то вкусным, вроде как молоком, слышатся едва различимый женский смех.