Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не ответил. Куда же он запропастился? Мёллер давно закончил работу и ушел.
— Тут что-то не так, — забеспокоился Хёрбе и выбежал во двор. До него донесся голос Цвоттеля. Но звучал он глухо и как бы издалека.
— Х-ё-р-б-е, Х-ё-р-б-е! Пу-у-у-моги-и! — прилетело откуда-то сверху.
Гном поднял голову. И — о, ужас! — из трубы торчали лапы лешего. Да еще его лохматый хвост.
— Х-ё-р-б-е, п-у-у-моги-и! — доносилось из глубины дымохода.
Хёрбе не растерялся.
— Не бойся, Цвоттель, я тебя вытащу! — крикнул он и побежал за лестницей.
Через минуту гном был на крыше.
— Спокойно, Цвоттель, спокойно, — приговаривал он. — Я тебя не оставлю.
Хёрбе ухватился за лапы лешего и, что было силы, потянул. Не тут-то было! Цвоттель застрял крепко.
— Ничего не поделаешь, леший, — сказал Хёрбе, — придется тебя пропихнуть вниз.
— Ой-е-ей! — глухо вопил леший. — Я бою-у-усь!
— Ничего не поделаешь, Цвоттель, сожмись и падай! Хёрбе обеими руками уминал лешего, проталкивая его в трубу все глубже и глубже.
— Эй, — хрипел Цвоттель, — поосторожнее там!
Мало-помалу леший с шуршаньем и треском протискивался внутрь дымохода. Сначала виднелись его ступни, потом кончик хвоста. Но вот он исчез полностью.
— Благополучного приземления, леший! — крикнул Хёрбе и быстро спустился с крыши.
Гном слышал, как Цвоттель пролетел дымоход и плюхнулся в печь. Он опрометью бросился в дом и кинулся к печке. Оттуда не доносилось ни звука. Хёрбе открыл железную дверцу.
— Цвоттель, откликнись! Ты жив? — крикнул он. Тишина. Гном всполошился: неужто Цвоттель задохнулся в печи? В этот момент леший звучно и гулко чихнул.
— Будь здоров, миленький Цвоттель! — обрадовался гном.
Леший снова чихнул. Раз. Другой. Третий. Да так сильно, что печь затряслась. Наконец леший на четвереньках выполз наружу. Он был черным с головы до ног. Чернее, чем Мёллер Печник в свой самый черный день.
Он выглядел ужасно смешно, но Хёрбе нахмурился.
— Что это тебе взбрело в голову лазить в трубу, леший? — строго спросил он. — Глупая затея.
— Ничего глупого! — возразил Цвоттель. — Интересно же, что там внутри? Мы, лешие, страшно любопытные!
— Но ты же вывозился в саже по самые уши! — воскликнул гном.
— Для лешего это пустяки! Вылижусь, — откликнулся Цвоттель и принялся вылизывать языком свою лохматую шкуру.
Но не тут-то было. Язык его почернел, а сажа только еще больше въедалась в шерсть.
Хёрбе покачал головой, полез в чулан и вытащил большой деревянный ушат.
— Вот что нам нужно, — сказал он.
Снова пришлось растопить печь. На плиту Хёрбе поставил котел с водой. Когда вода согрелась, он вылил ее в ушат и сказал:
— Залезай, Цвоттель. Я тебе покажу, как можно стать чистым, не вылизываясь.
Но Цвоттель вдруг заупрямился.
— Ты что, гном! — кричал он. — Лешего в воду? Да она для меня слишком мокрая и холодная! Бр-рр!
— Вода в ушате теплая, — убеждал его Хёрбе. — Можешь попробовать.
Леший поболтал кончиком хвоста в воде, но продолжал упираться.
— Знаешь, гном, мне как-то не по себе. Давай отложим это до завтра.
Но Хёрбе и слушать не хотел. И пока леший ходил вокруг ушата, поеживаясь, гном разбежался и пихнул его в воду. Цвоттель замахал лапами, в ужасе раскрыл рот и тут же нахлебался воды.
— Спасите! П-у-о-могите! — булькал он.
Хёрбе, не обращая внимания на вопли лешего, схватил жесткую щетку, сделанную из корешков, и кусок мыла. Одной рукой он крепко держал Цвоттеля за шиворот, а другой тер и тер лохматую его шкуру.
— Не вырывайся, Цвоттель. Сейчас будет все в порядке.
И он тер, чистил, скоблил. Вода в ушате становилась все чернее и чернее. А шерсть Цвоттеля постепенно приобретала обычный цвет. Наконец леший стал цвета лешего. Хёрбе выпустил его из ушата, окатил чистой водой из ведра и закутал в банное полотенце. Из мохнатого полотенца забавно торчала лохматая мордочка лешего. Хёрбе заулыбался.
— Ну, сознайся, Цвоттель, не такая уж это плохая штука — теплая вода, — сказал он.
— Отличная штука! — откликнулся леший. Потом покосился на Хёрбе и хитро ухмыльнулся: — Пожалуй, придется еще раз слазить в дымоход!
Дни пролетали незаметно. Вот уже совсем немного осталось до ближайшего воскресенья. В среду Хёрбе и Цвоттель нажарили «хвороста», в четверг напекли лепешек с орешками, в пятницу испекли печенье.
— Хватит ли на всех? — сомневался Хёрбе. — Нас как-никак четырнадцать.
— Четырнадцать? — удивился Цвоттель. — Ты же говорил, что вас тринадцать.
— А ты?
— Ах да, — засмущался леший, — про себя-то я и забыл. — Он подмигнул гному и добавил с хитрой улыбочкой: — Но если считать меня, то рассчитывай на шестнадцать. Я же ем за троих.
На всякий случай они приготовили еды на семнадцать гостей. К субботе все было готово. Они вымели, вычистили, вылизали дом изнутри и снаружи, притащили длинную доску и соорудили из нее скамейку, чтобы все поместились. Каждое место Цвоттель украсил осенними листьями.
В воскресенье после обеда стали собираться гости. Первыми пожаловали Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка. За ними потянулись Старина Цимприх, Плишке Кхе-Кхе, Сефф Ворчун, трусишка Лойбнер.
— Добро пожаловать! — встречал гостей Хёрбе. — Будьте как дома. Цвоттель и я рады вас видеть.
Каждый пришел со своей чашкой. Так уж гномы привыкли. Чашки, горшки, котлы и тарелки делал Старина Цимприх. Он их лепил из глины особого сорта и хорошенько обжигал по тайному, известному только ему, рецепту. И посуда получалась на славу — прочная, красивая и вместительная.
Гномы поставили свои чашки на стол рядом с аккуратно разложенными горками «хвороста», печенья и лепешек. Из кухни доносился аромат кофе и еще каких-то заманчивых кушаний.
— Где же остальные? — проворчал Сефф. — Пора бы и за стол.
— Они специально запаздывают, чтобы дать тебе повод поворчать, — засмеялся трусишка Лойбнер.
Уж он-то хорошо знал ворчливый нрав своего друга. Недаром они жили под одной крышей всю жизнь. Тут начали подтягиваться и остальные гномы. Появился дорожник Длинный Гинцель, который чистил гномьи тропы в Ближнем лесу. За ним вошел Мёллер Печник, у которого на этот раз на голове было не ведро, а нормальная шляпа обычной осенней расцветки.