полянке мелькала огненная шевелюра Шеонны, кружившей вокруг брата. Они были так увлечены тренировкой, что не заметили моего появления.

Внезапно спокойное небо над головой потревожил тяжелый рокот двигателя. По саду заскользила тень, и воздушный корабль заслонил солнце. Каждый раз, наблюдая за этим чудом техники, мне казалось, что по небу медленно проплывает огромный кит. Он рассекал белоснежные комья облаков резным деревянным брюхом, и, подобно плавникам, у его боков трепетали белые паруса.

Провожая взглядом этого удивительного «небесного кита», я не услышала, как отворилась калитка в конце сада и не сразу заметила Элью. Служанка несла широкую плетенную корзинку, доверху набитую свежими продуктами: ароматным сыром, теплым хлебом и бутылками с парным молоком. Элья замедлила шаг, когда узкую тропинку преградила стайка пузатых птиц.

Я поспешила на помощь женщине, на ходу доедая булочку. Оказавшись рядом с Эльей, ловко перепрыгнула через пушистого альма.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

— Как спалось, милая? — улыбнулась в ответ Элья.

— Спокойнее, чем прежде, — соврала я, придав голосу уверенности.

Элья недоверчиво прищурилась, и вокруг изумрудных глаз образовалась сеточка тонких морщин. Избегая дальнейших вопросов, я вызвалась избавить женщину от груза корзинки. И едва эта ноша оказалась в моих руках, я еле удержалась, чтобы не согнуться под ее весом.

Мы осторожно прокладывали себе путь по тропинке, а альмы, будто не замечая нашего присутствия, то и дело прыгали под ноги. Назвать этих существ птицами было довольно сложно: круглые, как теннисные мячики, тельца, покрытые белыми с примесью изумрудного перьями, и маленькие кошачьи ушки на макушке. Желтый клюв терялся под большими черными глазами, а крохотные крылья, казалось, были неспособны поднять в воздух пузатые тела. Но каким-то чудом альмы все же забирались на самые высокие ветви и вили гнезда.

— Знай я, что эти птицы плодятся с такой скоростью, то никогда бы не принесла их в этот сад, — пожаловалась Элья. — Я-то думала, поселю парочку альмов, и они каждое утро будут радовать нас своими прекрасными песнями. Ох, Алесса, если бы ты знала, как красиво они умеют петь! За их голоса им можно простить даже такую скорость размножения. Но нет же, Шеонна совершенно испортила им слух, научив этой ужасной мелодии.

Я усмехнулась. Пели альмы действительно скверно. И к моей радости в данную минуту их больше занимали жучки в земле, чем истязание наших ушей.

Когда мы подошли к дому, нас догнал возмущенный возглас Шейна.

Шеонна отбросила свое оружие в сторону и перешла к более действенным методам борьбы: бросилась брату на спину и попыталась повалить его на землю, но и здесь девушку постигла неудача. Склонившись над поверженной сестрой, Шейн звонко засмеялся и протянул руку в качестве примирения.

За все то время, что я находилась в доме Омьенов, мне редко доводилось слышать смех Шейна или хотя бы видеть его улыбку. Порой я вообще сомневалась, что он способен выражать хоть какие-то эмоции, кроме сдержанной неприязни ко всему живому. Но именно в такие моменты, как сейчас, я понимала: все улыбки Шейна принадлежали только его сестре.

❊❊ ❊

Мы с Эльей спустились на кухню, где я с нескрываемым облегчением избавилась от тяжелой корзинки.

— Ты голодна? — поинтересовалась служанка.

Я кивнула, но ответ Элье не требовался: она уже суетилась над приготовлением завтрака. На сковороде зашкварчала яичница с овощами, а рядом на плите засвистел чайник. Я наслаждалась уютом этого момента, вспоминая, как Терри каждое утро готовила для меня завтрак. Он получался в разы хуже того, что готовила Элья, но тётя старалась изо всех сил.

Когда Элья сняла чайник, под ним блеснул бирюзовый кристалл, инкрустированный в каменную столешницу. Эти осколки испещряли весь дом, особенно много их было на кухне: у дальней стены обычный деревянный шкаф, благодаря одному крупному камню в двери, выполнял роль холодильника, сахар в чае беспрерывно помешивался шустрой ложкой, словно ею орудовала невидимая рука, а нож ловко нарезал хлеб — во все столовые приборы были вплавлены кристаллы размером не больше слезы. У дверей в посеребренной раме висело полотно из двенадцати цепей, на каждую из которых было нанизано по тридцать три крошечных осколка, один из которых сиял, отмеряя дату. Сегодня зачарованные Слёзы Эрии озаряли в календаре пятый день третьего звена.

— Что такое Эрия? — однажды спросила я служанку.

И в тот, уже далекий для меня день, я впервые услышала о народе ар’сет, чья таинственная родина Клаэрия — крошечный безликий клочок суши на карте господина Омьена, отрезанный от Дархэльма Беспокойным морем, — манила к себе отчаянных пиратов и искателей сокровищ.

Жизнь и культура ар’сет всегда интриговали ученых мужей Дархэльма. Но всё, что им дозволено было знать об ар’сет — это их вера в Эрию — великий монолит, которому загадочный народ поклонялся, словно божеству. Людей манила сила, скрытая в камне, но всё, что им удавалось заполучить — это горсть осколков, которые монолит сбрасывал, будто старую чешую, а волны Беспокойного моря прибивали к берегам материка.

Многие горячие головы пытались достичь Клаэрии — счастливчиков через несколько недель волны выбрасывали к берегам родной земли, но остальные, менее удачливые моряки, исчезали в Беспокойном море, сраженные могучими водами или древними монстрами из глубин.

Полвека назад Вазилис, предшествующий император Дархэльма, предпринял попытку захвата острова. Безумный шаг стоил ему флота, так и не достигшего берегов Клаэрии и сгинувшего в безжалостных водах. Лишь два судна сумели вернуться домой — потрепанные и искалеченные, как напоминание о том, насколько жестоко Беспокойное море.

Но даже это поражение не остановило императора. Одержимый Эрией и силой, которую мог даровать монолит, Вазилис упорно стремился им завладеть. Он губил корабли, словно избалованный мальчишка, не жалеющий своих игрушек. Люди гибли в свирепых водах, едва покидая берег, или расставались с жизнью на причале, отказываясь подниматься на борт корабля. На многие годы Беспокойное море окрасилось в алый. Но находились и те, кто отправлялся в плавание по собственной воле. Нескольким морякам, чьи имена теперь воспевают барды, удалось однажды достичь Клаэрии, и эти смельчаки, точнее те из них, кто выжил, озолотились на безумии императора.

Лишь после смерти Вазилиса люди перестали проливать свою кровь в ненасытных морских водах, и в Дархэльме воцарился мир. А благодаря поддержке нынешнего императора, Крайоса, столичные ученые нашли новый способ получения энергии — эфир.

Для Лаарэна и севера новая энергия стала спасением, ведь какую бы силу в себе ни хранили Слёзы Эрии, эти кристаллы совершенно бесполезны без человека, способного пробудить их магию и заключить в них свою. Зачарованные слезы могут стоить целое состояние