– Я юрист, – заметила я. – Имейте это в виду. Она, – я кивнула на Веру. – во-первых, не Голованёва Вероника Владимировна, а всего лишь так себя называет. И во-вторых, является ли она Екатериной Стебловой киборгом, неизвестно, так как вами данное утверждение ничем не подтверждено. И в-третьих, хотелось бы посмотреть на ваши и Зинаиды Васильевны документы, удостоверяющие ваши личности и подтверждающие ваши полномочия. В свою очередь, свой паспорт я могу предъявить немедленно.

– М-да, – Хомянин скривился и полез во внутренний карман пиджака. Зива, глядя на него, потянулась за сумочкой.

Они протянули мне удостоверение и паспорт. Я взяла их, внимательно изучила и передала Вере:

– Запомни всё.

Подвинув документы по столу обратно, я спросила:

– А полномочия?

– У нас сейчас при себе нет документов, подтверждающих наши полномочия по проекту Тамп, – сказал Хомянин, убирая удостоверение в карман.

– Хорошо, – поднялась я со стула. Вера поднялась следом за мной. – Встретимся в следующий раз, когда вы сможете их предоставить.

– Сядьте, Татьяна! И вы, Стеблова, – Хомянин сердился и это было хорошо. – Мы сейчас просто поговорим. Вы же, наверняка, хотите узнать подробности и вообще, что происходит. Зинаида Васильевна как раз и приглашена, чтобы это рассказать.

Я села.

– Рассказывайте.

– Я буду вынужден взять с вас подписки о неразглашении, – поспешил вставить Хомянин.

– Возьмёте, – сказала я железным голосом.

Зива улыбнулась. Ей было сорок семь лет – паспорт я видела только что. Она была сухопарая, костлявая и очень не симпатичная на лицо тётенька в очках и с пучочком волос на затылке. Мне всегда до слез жалко таких страшненьких. Им так трудно в жизни и, наверное, потому они всегда злые. Их ещё грымзами называют. У них даже руки и ноги некрасивые, а груди, как правило, вообще нет. Зива была прямо-таки живым воплощением такой вот сушёной грымзы, но она вдруг улыбнулась. Кривенько так улыбнулась своими губами-ниточками.

– Хорошо вы с ними, – кивнула она мне. – Это ещё те питекантропы, уж я знаю, о чём говорю.

Она презрительно посмотрела сквозь очки на Хомянина и её хрящеватый нос нацелился в хомянинскую лысину, словно жало.

– Зинаида Васильевна, – то ли поморщился, то ли поёжился Хомянин. – Давайте без этой вашей классовой ненависти.

Зива придвинула к себе стоящий на столе ноутбук и ткнула когтистым пальцем в клавиатуру.

– У вас за спиной на стеночке экран, – сказала она нам с Верой. – Время от времени я буду показывать там слайды. В 1967 году, задолго до моего рождения, возник проект Тамп.

"Не так уж и задолго", – подумала я.

– Тамп – это темпорально-агностическая протомашина. Знаете значение слова темпоральный?

– Да, – сказала я.

– Нет, – сказала Вера.

– Темпоральный, это значит связанный со временем. Временнóй. Временнáя непозноваемая первичная машина. Это не был официальный проект, это была просто полушутливая затея нескольких молодых учёных-ядерщиков из Новосибирского ИЯФа. Полушутливая потому, что речь идёт о так называемой машине времени, которую между собой они иронично и называли темпорально-агностической протомашиной, или Тампом. Суть идеи состояла, конечно же, не в том, чтобы изобрести некий невиданный доселе флуктуатор, который можно будет установить под капот автомобиля, чтобы ездить на нём в прошлые и будущие времена, как на дачу. Всё же, это были учёные, а не школьники, начитавшиеся Уэллса, Азимова и Хайнлайна. Их идея была не так эффектна, как изобретение машины времени и родилась из шутливого вопроса. Я, конечно, не присутствовала там и тогда, где и когда это произошло, но легенда гласит так. В одной из лабораторий к какому-то капустнику ребята сделали прибор. Вот он на слайде.

Мы с Верой повернули головы назад. Не очень-то удобно. Я встала, повернула свой стул боком к столу и села. Теперь слева от меня были Зива и Хомянин, а справа стена с экраном. Вера сделала то же самое, только развернувшись лицом ко мне.

На экране мы увидели ящичек из фанеры, в лицевую сторону которого были вмонтированы кнопка, лампочка, чем-то покрашенная в зелёный цвет, и несколько цифровых окошечек, таких, как раньше в спидометрах или электросчётчиках, с колёсиками регулирования, чтобы можно было выставлять любые цифры. На верхней крышке той же зелёной краской, которой была покрашена лампочка, было от руки написано "Тамп-1". Внутри прибора, видимо, спрятали батарейку.

– На капустнике в какой-то из сценок этот прибор и был задействован, – продолжала Зива. – Учёный в сценке объявил, что они в своей лаборатории изобрели первую в мире настоящую машину времени и назвали её темпорально-агностическая протомашина Тамп-1. Сейчас он продемонстрирует уважаемой публике, как она работает. Он достал из кармана пробирку и потряс ею в воздухе. В пробирку, сообщил он, они поместили один протон из ядра атома цезия-133 и сейчас с помощью Тампа-1 будет изменён его радиус, но не просто изменён, а изменён завтра или вчера или в любое другое время, которое назовёт достопочтенная публика. Пробирку учёный, открыв крышку, поместил в Тамп и попросил назвать нужное время. Ему назвали первую секунду двухтысячного года. Он, надев лабораторные перчатки, выставил на табло прибора 2000-01-01 00:01 – вы это видите на слайде, дал всем убедится в правильности указанного времени и под барабанную дробь нажал кнопку. В тот же миг загорелась зелёная лампочка. Вуаля, – сказал учёный. – Судя по показаниям индикации прибора радиус заданного протона в заданное время успешно изменён. Разумеется, зал разразился аплодисментами.

Я хмыкнула, Зива улыбнулась, лицо Веры осталось беспристрастным, а Хомянин откровенно скучал. Видимо, он не первый раз слышал эту историю.

– На этом бы всё благополучно закончилось, но… – Зива сделала многозначительную паузу. – В зале поднялся с места профессор Лукин Игорь Моисеевич, очень уважаемый и маститый учёный, прекрасный оратор и лектор, но уже довольно преклонного возраста. Он с энтузиазмом поздравил молодёжную часть коллектива лаборатории с несомненным научным успехом, но с некоторым сожалением заметил, что ему, скорее всего, не удастся дожить до первой секунды двухтысячного года, чтобы именно тогда скрупулёзно приступить к измерению радиуса легендарного протона, и, потому, не могли бы коллеги как-то похлопотать за него и попросить товарищей из будущего прямо сейчас радиус обмерить и сообщить профессору результат. Профессор тоже получил свою долю аплодисментов, так сказать, за разоблачение магии, но именно эта его просьба в последствии и стала причиной, по которой проект Тамп получил