поняла, что в логике Холодной войны было очевидно, что часть правых примыкает к военным, а часть левых – к КГБ, и когда я поняла их, я стала менее бескомпромиссной, например, по отношению к тем, кто считал, что страна также должна защищаться с помощью программы «Гладио». Но тогда нам было двадцать, а инструментов для чтения и интерпретации истории у нас не было. Мы жили в основном эмоциями, чувствами и страхами».

Дороги, ведущие Валерио Фиораванти и Франческу Мамбро к терроризму, противоположны. Для него в перекрестии с самого начала прежде всего «отцы» и «старшие братья»: MSI и правые группы. Даже когда он стреляет в бывших товарищей и полицейских, он делает это, в хорошей степени, с целью повредить и, возможно, уничтожить старое.

Франческа, которая всегда интерпретировала воинственность как «революционное» обязательство, берет на себя оружие, потому что видит в государстве центр заговора с целью причинения вреда правым, к которому из-за жадности и оппортунизма в конечном итоге присоединилась и правая партия.

«Это государство не защищает боевиков, пострадавших или убитых товарищами. Государство является истинным виновником войны между правыми и левыми: «государство всегда хотело и делало все возможное, чтобы MSI не подняла голову, не осталась в гетто и не стала жестокой» – говорит Мамбро.

И это все еще государство, которое использует бомбы и терроризм, чтобы защитить себя.

Но «тогда все происходило в основном на эмоциональном уровне», и если политические пути Валерио и Франчески, как и многих других, различны, эмоции идентичны. Они позволяют объединить все разнообразие в общий культ действия. Действие, которое само по себе является осуждением «ожидания» MSI, Национального Авангарда, Нового Порядка, всех правых, «говорит само за себя», без необходимости объяснения или стратегических резолюций. Действие может удерживать вместе, по крайней мере, на некоторое время, различные и противоречивые течения, которые движут правым движением семидесятых.

Франческа Мамбро – государственный советник в современной Италии[2]

Культ действия представляет собой, пожалуй, единственную истинную прочную связь между фашистской традицией и ее поздними анархистскими эпигонами NAR. Это привело к впечатляющей серии кровавых и часто бесплатных преступлений, даже к желанию рассуждать с логикой террористической политики. И в конце концов он встал на сторону обвинения в том, что он спланировал и выполнил худшее из резни: потому что группа, живущая в действии и для действия, без плана и без будущего, может хорошо понять в новере своих «образцовых действий» резню. Действия NAR, хотя и лишены замысла, были вдохновлены логикой, искаженной и отвратительной, но по-своему точной, которая не допускала возможности резни «вслепую».

Но такая же склонность к легкому, непринужденному времяпрепровождению и предельно недогматичным взглядам должна быть особенно тщательно разобрана относительно правого движения семидесятых.

Потому что среда, в которой работали и работают Валерио Фиораванти и Франческа Мамбро, несмотря на все свои бесконечные противоречия и двусмысленности, существенно отличается от среды начала десятилетия. Они забыли о предложениях путчистов, ограничивавших их инициативу традиционным антикоммунизмом. Они сосуществуют с другими силами, которые видят на практике, а не только в теории, современное неолиберальное государство как истинного главного врага.

Черная автономия

Рикардо Альварес

Глава первая

Истоки вооруженной спонтанности

Сам термин «spontaneismo armato»/«spontaneismo rivoluzionario» (вооруженная спонтанность / революционная спонтанность) скорее относится к левому движению и впервые был выдвинут как отдельная тактика малых революционных групп в одной из листовок-прокламаций маоистской группировки «Рабочая Автономия» в 1973 году. Однако наибольшую известность он приобрел благодаря действиям, которые в период с 1977 по 1983 гг. вели так называемые «Nuclei Armati Rivoluzionari» (NAR – «Вооруженные Революционные Ячейки»).

Чем же объяснить то, что изначально исторически левая стратегия была успешно принята на вооружение правой группировкой. И не просто принята, а популяризирована на всю Европу, поистине став символом независимой национал-революционной борьбы.

Связано это, прежде всего, с идеологической мутацией неофашистского движения, первые признаки которой стали проявляться уже к середине 70-х годов.

Ни для кого не секрет, что на протяжении долгого времени (если говорить конкретно – с началом Холодной войны) различные правые группы по всему миру превратились в инструменты атлантистского блока в борьбе против «красной угрозы» с Востока. Не стала исключением и Италия, где с самого окончания Второй Мировой войны неофашистское движение было втянуто в геополитические игры спецслужб, стремившихся не допустить усиления красного революционного движения в стране.

Прежде всего, еще с 1955 года правые апеннинские организации практически повсеместно были вовлечены в программу «Stay Behind». План «Stay Behind», рожденный в недрах брюссельских кабинетов уже через 2 года после основания самого Североатлантического блока, заключался в создании на территории стран-участниц Альянса тайных парамилитаристских структур, способных, в случае нападения Советского Союза, составить костяк антикоммунистического сопротивления, вокруг которого будет формироваться ядро теоретической антисоветской партизанской армии. Италия, как главный форпост коммунизма в Западной Европе, являлась первейшей целью для создания структур «Stay Behind», поэтому, в Брюсселе был сформирован целый кабинет, занимавшийся исключительно действиями на Апеннинском полуострове, получившими впоследствии название «Операция Gladio» (Операция «Меч»).

Одними из первых союзников натовских военных в Италии становятся Ватикан (что вполне естественно) и масонская ложа Великого Востока Propaganda Due (P-2) Лючио Джелли, с помощью которых в середине 50-х была развернута активнейшая работа внутри итальянского общества – созданы многочисленные антикоммунистические «отряды самообороны» («Гражданские комитеты», «Католическое действие» и т. д.), кружки «друзей армии» (крупнейшим из которых были «Ячейки защиты Государства») и даже реакционные структуры внутри мафии (сепаратистская группа Сальваторе Джулиано).

Но основным партнером в программе «контр-герильи» натовские специалисты, естественно, рассматривают неофашистское движение, которое плавно, но уверенно, переходит под полный контроль Брюсселя к началу 60-х годов XX века.

К середине же 70-х годов правое движение в Италии уже полностью подчинено воле государственных мужей и представляет из себя довольно печальное зрелище. Замазанное грязью сотрудничества с так называемыми «белыми сторонниками» («bianchi partiggiani» – монархистами, правым крылом христианских демократов, антикоммунистически настроенными либералами и даже «розовыми» социал-демократами) и представителями спецслужб (начиная от португальской PIDE и заканчивая ЦРУ), возглавляемое людьми, близкими к масонству и охранным структурам государства, оно (движение) стало надежной опорой правящего режима в борьбе против красной революционной силы.

Но не это самое печальное. Ужасней и возмутительней всего стало то, что целому поколению неофашистов политические противники и общество ставит клеймо «пособников государственного терроризма» («stragisti»). И это, как не прискорбно, является правдой: еще в 1965 году внутри «Отдела психологической войны» при итальянском штабе НАТО рождается концепция, позже получившая название «стратегии напряжения». Суть ее, подробнейшим