Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты придаешь какой-то глупой открытке чересчур большое значение, — беззаботно ответил Михаил.
— Не только я и не только открытке. Сама по себе она ничего не значит. А вот слова… Ты же их помнишь, не можешь не помнить!
— Латынь не мой конек.
— Но ты, как и я знаешь перевод. И мы оба прекрасно помним, от кого слышали эти слова. Послушай, Миша! Не делай вид, что тебе это безразлично. Зачем ты приехал?
— Мне стало интересно — кто посмел шутить такими вещами, — остановив машину у снятого им дома, мужчина повернулся ко мне.
— А если это не шутка? Если кто-то действительно что-то знает, или догадывается?
— Чтобы знать такие вещи, нужно быть одним из нас, — возразил Михаил.
— Одним из нас? — насмешливо переспросила я, — ты все еще разделяешь людей на мы и они?
— Я все помню, и ничего не забыл, — его рука метнулась к моей щеке, — надеюсь, ты тоже помнишь.
— Миша, не сейчас, — я отвернулась, глядя в светящиеся окна дома.
— Мы потеряли пятнадцать лет, — неожиданно зло возразил он, — тебе не кажется, что нам пора кое-что наверстать?
— Может быть, мы ничего не теряли? Ты и я… может быть нам было не суждено быть вместе? Особенно, после всего, что произошло? Каждый из нас пытался выжить в то сложное время, и не все наши поступки были правильными. Мы переступили черту…
— У нас не было другого выхода.
— Я тоже часто это себе повторяла. Так часто, что почти поверила. Это облегчило мне жизнь на некоторое время, даже позволило спокойно спать по ночам. А ты? Как спал ты?
— Ты можешь в любой момент узнать об этом, — его губы расплылись в улыбке, — более того, составить мне компанию.
— Перестань, — я покачала головой, — нас ждут ребята.
— Вряд ли они рассчитывают увидеть нас в ближайшие несколько часов.
— В таком случае, мы их разочаруем, — я толкнула дверцу и вышла на свежий воздух, которого мне внезапно стало не хватать. Не думала, что время, проведенное наедине с Михаилом, поднимет в моей душе такую бурю чувств. А еще воспоминания… Когда-то мне казалось, что я смогу пройти через это, что я готова ко всему. Оказалось — нет.
1992 год…
— Почему твоя сестра не купается? — Марина с интересом наблюдала, за тем, как Татьяна с выражением сосредоточенности на лице закапывала Никиту в песок. Тот в свою очередь устремил мученический взгляд на Алексея, но, увидев, что ребята едва сдерживают смех, притворно закатил глаза и со стоном откинул голову, увенчанную девчоночьей панамкой в розовый цветочек.
— С детства боится воды, — пояснил Алексей.
— С детства? Сколько же ей теперь?
— Восемь, — с гордостью ответил Алексей, — она рано повзрослела, хоть иногда и позволяет себе дурачиться.
— Я вижу, — Марина улыбнулась, — слушай, а она его не закопает?
— Ничего, отроем, — засмеялся Алексей, и потащил улыбающуюся девушку в воду, не замечая, что стал объектом пристального внимания со стороны Михаила и Пашки.
— Думаешь, он ей действительно нравится? — небрежно поинтересовался Павел у друга, но проследив за его странным взглядом, мгновенно умолк.
Ближе к вечеру, когда все устали от воды, песка и начинающих атаковать комаров, ребята собрались и разъехались по домам. Многие годы спустя, вспоминая этот день, каждый из них каким-то внутренним чувством понимал — именно там, на берегу реки закончилось их беззаботное детство.
2008 год…
Бросив взгляд на огромный двухэтажный коттедж, выросший подобно своим собратьям в этом городе за последние десять лет, я слегка обернулась к Михаилу:
— Значит, ты все-таки добился, чего хотел? — тихо спросила я.
— Не всего, — он подошел ко мне поближе, и обнял за плечи, — это было нелегко. В тот раз ничего не вышло, но я не сдался. Мы оба когда-то этого хотели, разве нет? Сбежать из этого дрянного городка, разбогатеть, ни в чем не нуждаться…
— Мы не всегда получаем то, чего действительно желаем, — я высвободилась из его рук и поднялась на несколько ступеней вверх, тут же услышав, как открывается дверь. Передо мной предстало удивленное лицо Никиты:
— Вы рано! — он улыбнулся, — мы вас не ждали.
— Что, значит, теперь не пригласишь? — шутливо спросила я, тут же нахмурившись. Все-таки, как бы мы не притворялись, это не было встречей старых друзей. Скорее, банды, сообщников, единомышленников. Но не друзей. Дружба закончилась тогда, когда кто-то из нас впервые озвучил свое желание, подспудно живущее в каждом из нас — вырваться из этой рутины, уехать навсегда. У кого-то это, возможно и получилось. Мне же так и не удалось до конца избавиться от ощущения, что я до сих пор принадлежу этому городу. Словно меня держит здесь незаконченное дело, и я вынуждена возвращаться сюда снова и снова, подобно призраку, навеки разлученному со своим телом, но привязанному к месту, в котором он жил. Может быть я и есть призрак из прошлого, так и не нашедший смысл ни в своей жизни, ни в смерти?
Когда мы вошли в дом, нас ожидал накрытый стол, а в центре — большое блюдо с невероятным количеством мелкой жареной рыбы, которую мы в юности называли «Мечта Матроскина».
— Не может быть! — от неожиданности и восторга я снова почувствовала себя ребенком, — и когда только успели?
— Это Пашка, — коротко пояснил Миша.
— Не знал, чем себя занять, — попытался тот оправдаться, — вот и наловил.
— Спасибо! Ты даже не представляешь, как мне этого не хватало. Даже не знаю, чего больше, — я оглядела их, улыбнулась и мы сели за стол. На несколько минут воцарилось неловкое молчание, когда кто-то не может подобрать нужных слов, а кто-то старается избежать чересчур заинтересованных взглядов. Последнее, разумеется, было обо мне. Да, я прекрасно понимала, что не была похожа на ту девочку, которую они знали в юности, и все же, мне хотелось почувствовать себя среди них своей. Как прежде. Хотя, поправила я себя, как прежде не будет уже никогда.
Я полезла в сумку и, порывшись, вытащила изрядно помятую открытку. Положив ее перед собой на стол, я выжидательно посмотрела на остальных. Первым отреагировал Никита. Покраснев еще больше, он достал из кармана куртки сложенную вчетверо мягкую картонку и, разгладив, положил рядом с моей. Они были идентичны. Поколебавшись, Павел кинул свою туда же, и только Миша, хмуро посмотрев на нас, отвернулся, всем своим видом демонстрируя нежелание принимать во всем этом какое-либо участие.
— Кто-нибудь понимает что происходит? — начал первым Никита.
— Это чья-то идиотская шутка, — терпеливо повторил Миша.
— Если это шутка, нужно найти шутника и позаботиться о том, чтобы ему расхотелось так шутить, — бросил Пашка.
— А если не шутка? — повторила я свое предположение, высказанное еще Мише в автомобиле, — если кто-то действительно знает о том, что произошло в ту ночь? Смерть решает все проблемы. Кто мог написать такое всем нам? Кто мог знать, что эта фраза что-то для нас значит?