Габи какое-то мгновение терпел эти объятия, потом вырвался. Пытливо всмотревшись, он спросил:

— Ты плакала?

Эмма торопливо вытерла следы слез на щеках. Он не должен видеть ее плачущей.

— Я… мне пришлось ехать навстречу солнцу, и глазам стало больно.

Для доверчивого Габи этого оказалось достаточно.

— Можно я не буду ложиться, мам? «Отважных» показывают по нашему телику! Ну можно, мам? Пожалуйста!

С тех пор как прошлым летом Рэнди побывал на игре «Отважных из Атланты», мальчики стали страстными болельщиками этой команды. Однако их игру показывали в основном по кабельному телевидению, а кабельное телевидение было дорогим удовольствием, без которого они вполне обходились.

— Рэнди будет смотреть, — настойчиво повторил Габи.

Рэнди Дженкинс был лучшим другом Габи: во-первых, они были ровесниками и жили рядом, а во-вторых, мать Эммы присматривала за мальчиками в будни, когда родители Рэнди были на работе. Его отец был врачом в детской больнице, а мать — помощником прокурора города. Поэтому они могли позволить себе кабельное телевидение. Они могли позволить себе все что угодно. Соперничать с ними в достатке Эмма даже и не пыталась.

— А что сказала Буля? — спросила она сына.

Булей Габи называл бабушку с тех пор, как начал говорить.

— Она сказала, чтобы я спросил у тебя.

Неудивительно, что он носился по дому как крошечное торнадо. Эмма заколебалась. Пожалуй, если они позволят ему ловить светлячков дотемна, посадят в теплую ванну, а потом сядут с ним рядом перед телевизором, он уснет еще до первой рекламы.

— Ну, хорошо. Буля на заднем крыльце?

Габи кивнул, потом крепко обнял мать.

— Спасибо, мам!

Она успокоила свою совесть, дав себе слово записать для Габи эту игру на видеокассету.

— Ты получила работу? — спросил сын нетерпеливо.

Эмма покачала головой.

— Нет.

Мордашка у него вытянулась.

— Значит, у меня не будет собственной комнаты.

— Да, какое-то время. Мне очень жаль.

Крыша текла, так что пользоваться вторым этажом было нельзя. Они все обитали на первом, и поэтому Габи приходилось спать вместе с матерью в комнате, которая служила когда-то небольшой гостиной.

Плюсом было то, что отпадала необходимость в кондиционере на верхнем этаже, что значительно снижало коммунальные расходы.

Эмма убрала прядь со лба сына.

— Пойди скажи Буле, что я приду через минуту. Хорошо?

— Хорошо, мам. — Габи выбежал из гаража. Ее сын никогда не ходил. Он носился.

Эмма потянулась за сумкой, но рука застыла в воздухе — чего-то не хватало. Ее папки. Где… Эмма невольно застонала — она забыла папку в конференц-зале, в гостинице. Что Раф подумает о ее работах? Удосужится ли вообще посмотреть на них?

Надо позвонить завтра в отель, спросить, не передавал ли кто-нибудь папку — она была дорога ей. Это был рождественский подарок мамы в тот год, когда Эмма изучала графическое искусство на первом курсе Мемфисского университета. Эмма не хотела терять ее.

Внезапно ей пришло в голову, что папку может вернуть Раф. У нее перехватило дыхание, но она поспешила прогнать эту мысль. Он не потрудился связаться с ней за шесть с половиной лет, не проявил интереса к собственному сыну, даже не позвонил ни разу. Станет ли он утруждать себя из-за какой-то старой папки?

Эмма поднялась на крытое заднее крыльцо. Ее мать сидела в своем любимом кресле-качалке, в тени от сгущавшихся сумерек.

Эмма положила сумку на плетеный стол и села в плетеное кресло.

— Габи делает успехи.

— У него уже двадцать два светлячка в коробке. — Сильвия Грэй улыбнулась. — Мне было доложено о каждом.

С ликующим криком сын Эммы бежал к крыльцу, высоко держа коробочку с жуками.

— Двадцать три!

— Остановимся на двадцати пяти, договорились? — сказала Эмма. — Тебе пора принимать ванну.

— Ну-у-у, мам.

— Или двадцать пять штук, или пятнадцать минут, смотря что произойдет раньше. Ты ведь собирался посмотреть игру, разве не так?

— Так. Ну, ладно. — Габи погнался за следующим светлячком.

— Габи сказал, что ты не получила работу, — спокойно проговорила Сильвия.

— Не получила.

— Они нашли кого-то другого?

— Нет. Я не знаю. То есть… — Эмма сделала глубокий вдох. — Ни за что не догадаешься, с кем я встретилась на этом собеседовании. Никогда в жизни.

Мать бросила на Эмму встревоженный взгляд.

— С кем?

— С Рафом.

Это имя повисло между ними во влажном июньском воздухе, словно москит, высматривающий свою жертву.

Наконец Сильвия произнесла:

— Разумеется, ты не имеешь в виду своего Рафа.

— Моего Рафа? — горько рассмеялась Эмма. — Нет, он, безусловно, не мой Раф.

Сильвия перестала качаться в кресле.

— Как это может быть? Он же погиб.

— Значит, нет. — Эмма раздраженно пожала плечами. — Похоже, отец был прав. Я думаю… — она помолчала, боясь, что дрогнет голос, — я думаю, что не была ему нужна. И Габи тоже.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты считаешь, что он инсценировал свою смерть? Эмма качнула головой.

— Сначала я так и подумала. Ты не представляешь, как я была потрясена. Не понимаю, как такое возможно. Я знаю, он был ранен. У него жуткие шрамы на лице и на руках. Может быть, его нашли уже после того, как я вышла замуж за Джерри, и он воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от меня?

— Что он сказал, когда увидел тебя?

— Он вел себя так, будто не узнал меня. Он говорит, что у него потеря памяти.

— Возможно, так и есть. — Сильвия снова начала качаться в кресле. — Такое иногда случается.

Эмма закатила глаза.

— Только в тех мыльных операх, которые ты смотришь.

— Но, дорогая, возможно, что он…

— Мама, я звонила его матери несколько раз. Она знала, что я волнуюсь. Почему она не позвонила мне, когда они нашли его? Если, конечно, он сам не попросил ее не делать этого?

Сильвия поджала губы, словно боясь сказать что-то лишнее.

— Что такое, мама?

Сильвия вздохнула.

— Возможно, она и звонила. Ты уже переехала в Нашвилл к тому времени. Если к телефону подходил твой отец…

— Он никогда не сказал бы мне. Да и ты тоже, — задумчиво произнесла Эмма.