Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестра. Это она его в могилу свела. Может для этого и свела, что с молодым роман закрутить. А мы крови одной. Помнишь, когда он чуть не умер в детстве от пневмонии, мы за ним как за родным ходили… Ну то есть за родным — примочки ставили, горшок давали, в аптеку бегали. Думали, помрет. А он только теперь…
Жена с другом, параллельно.
Жена. Причем здесь прошлая жена? Она кто?.. Она где?.. Она вообще без роду-племени, на заводе работала!
Друг жены. Кем?
Жена. Не важно! На заводе, там, где эти… станки, железо и вонь!.. Кажется, директором. Зачем она ему при живой мне? Муж должен жене все оставлять. Последней.
Друг жены. Это — верно. Муж и жена одна сатана!
Жена. Сатана — она. А я его люблю. Любила…А он — ей. Я не согласна так!
Секретарша (хлопая глазами.) А я?.. Я же тоже. Мне — тоже. Меня — тоже.
Сестра. Что — то же?
Секретарша. То, что она не хотела и отказывалась. Мне Семен Иванович жаловался. Поэтому она любовника завела. Вот его. Чтобы с ним, а не Семеном Ивановичем.
Жена. Откуда вы знаете, что не хотела? Я хотела, и он хотел! Мы оба хотели! Он любил меня! Каждый день!
Друг жены. Ты же говорила, что он импотент.
Семен Иванович. Кто импотент? Я?!
Секретарша. Кто — он? Семен Иванович не импотент. Он всегда меня хотел. И мог. Мы даже в машине и на столе! На моем. И его тоже… Один раз…
Жена. И меня мог. И на столе тоже! (Обращаясь к другу.) Я просто тебя расстраивать не хотела.
Брат. Позвольте. Я не понимаю, причем здесь столы. Формально его жена уже десять лет как не жена, а он ей не муж! Они вообще в разных комнатах жили, хоть и в одной квартире. Какой же это брак, если они супружеское ложе не делили. Мы свидетелей можем представить.
Жена. Кого?
Брат. Домработницу Нюру. Нюра, скажи им.
Нюра. Да. Врозь спали. Я точно знаю.
Жена. Это почему точно?
Нюра (загадочно.) Потому.
Жена. Кстати… Он ей, кажется, тоже что-то завещал.
Брат. Это за какие такие заслуги?
Нюра (скромно.) За те же самые.
Серега (уважительно смотрит на Семена.) Ну ты, прямо Геракл с тринадцатью… подвигами, а по виду не скажешь!
Нюра. Мы хозяйство совместное вели, как муж и жена — я там убирала каждый день и готовила. И сын еще общий есть.
Жена. От кого?
Нюра. От Папы! Он его сын. Любимый.
Жена. Что-то я его не видела.
Нюра. Потому что вы вместе с мужем не жили. А я… мы, каждый день. И имеем право. Я там каждый угол не покладая рук. И Семена Ивановича тоже. Я заслужила.
Сестра. Что?
Нюра. Дом.
Сестра. Дом? А вы завещание читали? Загородный дом с участком он завещает матери. Своей.
Брат. Ну, это глупость. Зачем он ей, что она будет с ним делать? У нее изба в деревне с печкой. Ретро-стиль, она там привыкла. Там хорошо, до магазина пять километров, а ей двигаться полезно. Еще куры у нее и утки. Не потащит же она уток в коттедж, чтобы они в бассейне плавали!
Жена. Да. Зачем старушку тревожить, ей природа нужна, воздух, а здесь город в двух шагах, машины, шум. Тут явная ошибка.
Брат. Слушайте, давайте переделаем.
Друг жены. Что?
Брат. Завещание.
Семен Иванович (возмущенно.) Как переделаем?
Жена (вторя ему.) Что значит переделаем? Как можно переделать, когда он…
Брат (перебивая.) Живой?.. И, значит можно. А вот когда справка о смерти, тогда точно поздно будет. Переделать, потому что нельзя так. Он, наверняка, был под влиянием. Или не в себе. Предлагаю разойтись и подумать, а через полчаса собраться.
Все уходят.
Серый. Как тебя, а? А ведь обнесут, точно — обнесут. Вот теперь договорятся и обнесут.
Семен Иванович. Этого не может быть! Мы семья. Одна. И Вика.
Серый. И Нюра…
Семен Иванович. И Нюра…
Серый. И прошлая жена с дочкой…
Семен Иванович. И она. Они всегда со мной… Для меня… А я дли них… Мы душа в душу… Зачем же они… Когда я еще живой!
Серый (хлопает его сочувственно по плечу.) Это ничего. Это пройдет. Скоро…
Сцена тринадцатая
Какой-то шум. На каталке везут Актера. Каталку везет смерть. Душа актера идет следом, красиво вышагивая.
Серый (обращаясь к Семену Ивановичу.) Смотри, смотри. Узнаешь? Никак отошел. Он там, наверху, с белой горячкой в обнимку лежал.
Семен Иванович (с придыханием.) Простите, это вы?
Актер (приосанивается.) Да… смею вас уверить, это никто иной, как… я.
Семен Иванович. Вы, кажется, играли…
Актер. Да-с, играл. Много играл и как играл! Статуэтки золотые брал, звания имел… Зрителя за душу брал так, что слезы в зале по щиколотку и обмороки дам в партере. Да-с. И такой вот итог. Но я еще буду на сцене, еще будут цветы и овации!..
Серый. Конечно будете. Лежать. И цветы будут. И аплодисменты. И на руках вас носить станут. Обязательно.
Актер. Вы так считаете?
Серый. Конечно. Вы не вы первый здесь… Отсюда…
Актер. Ах да!.. Боже мой! Так внезапно, в девяносто два… А вы?
Серый. Я душа вон того тела.
Актер (удивленно.) Да вы что?.. Значит верно? Как это вообще происходит? Когда я… когда меня… я смогу присутствовать, чтобы увидеть? Мне надо увидеть, как скорбит мой зритель. И коллеги. Я умею отличать глицериновые слезы от настоящих. Я смогу крикнуть им «Не верю!»
Серый. Вряд ли.
Актер. А куда меня повезут, на Новодевичий? Мне твердо обещали, я бронировал! У меня контрмарка!
Серый. А не все ли равно? Теперь.
Актер. Ну что вы! Ведь это окружение, это — общество. Я не могу себе позволить где-то на задворках. Нет, это не самолюбие, это оценка, если хотите — итог жизни. Я не требую привилегий, я лишь желаю быть равным среди равных. Да-с.
Серый. Вы поторопитесь, вас уже укатили. А то потом будете себя искать.
Актер. Да-да, верно. Я спешу, я должен, я — хочу, я, наконец, имею право!.. Иду во след, навстречу неизвестности и судьбе.
Уходит красивыми шагами.
Сцена четырнадцатая
Нарастающий топот. Идет толпа, впереди два, в красивой форме пилота. За ними стюардесса. За ними бредут мрачные помятые пассажиры.
— Уважаемые пассажиры, прошу
