– Пасть закрой! – рявкнул Ковригин, – довели страну, паскуды! Свободы захотели? Получили? Жрите теперь горстями свою свободу, не обляпайтесь! Вон она, на улицах гниет, даже собаки брезгуют! А как вы падаль хавать начнете, мне смотреть неинтересно, у меня другие планы.

Подчиненные застыли в тени и, кажется, не дышали, пока вспышка начальственного гнева не улеглась. А Стасу было все равно.

– Где он?

Полкаш отвернулся, потер ладонью подбородок, и произнес ничего Стасу не сказавшее название городка или поселка, обычное, неброское. И снизошел до пояснения:

– В хроноцентр рванули, а уж оттуда… Один черт знает, куда скотов этих занесет. Надеюсь, что в задницу какую-нибудь, да поглубже. Пятнадцать лет я за его спиной простоял, две пули в себя поймал, о мелочи вроде газа или перцовки вообще молчу. Полтора десятка лет как нянька и получи. – Ковригин выругался, тени за его спиной нехорошо вздохнули, словно набирали воздуха перед броском. Что-то лязгнуло в темноте и стало очень тихо, Стас задрал голову, но вверху был только низкий, весь в паутине и матерных иероглифах потолок, да влетел в подвальное окошко мокрый тополиный лист.

– В хроноцентре они. – Стас снова смотрел перед собой, не особо вникая в смысл ковригинских слов. – В центре хроноперемещений. Зря, думаешь, туда столько бабла ввалили? А умно придумано – его во всех аэропортах ждут, а кровник твой прыг в портал – и готово. Отличная возможность удрать из страны: переместиться во времени. Это последняя разработка ученых, опыты на кошках уже проводились, на добровольцах тоже, но неудачно. Кто-то вернулся, кто-то нет, кто-то частями. О возможных сбоях в работе системы всем известно, но страх за свою шкуру вынуждает твоего дружка рисковать. Пусть валит, тварь, надеюсь, что динозавр ему оторвет самое дорогое. – Ковригин говорил уже спокойно, и Стас заметил, как полковник дважды посмотрел на часы. Что ж, намек понят, время Стаса Кондратьева истекло. Просто сидеть и молча ждать, когда его прикончат, не было сил, и Стас выдал первое, что пришло ему в голову:

– Среди динозавров было мало хищников. В основном они были травоядные… – полковник его не слушал, повернулся к тени за спиной и произнес несколько слов. Тень кивнула, приблизилась бесшумно, и в руке натасканного на людей монстра Стас увидел нож. Лезвие неприятно поблескивало в полумраке, рукоять пропала в обтянутых черными перчатками пальцах убийцы.

– Мне похеру, – сонным голосом отозвался полковник, – у него своя дорога, у меня своя. На Чкаловском самолет ждет, баки полные, люди куплены. Через сорок минут взлетим, еще через два-три часа будем во Флоренции. У меня там домик на берегу Адриатики, климат, море, солнце – что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость… Все, некогда. Пошел.

Стас услышал шорох подошв по песку, шепот охранников у двери и ровное дыхание палача. Блеск лезвия манил, притягивал взгляд, оно двигалось медленно, повернулось, идеально отточенная сталь потянулась к Стасу. Он шарахнулся к стене, врезался спиной в трубу и ударил ногой наугад, в темноту. Не попал, а заодно и сам потерял равновесие, неловко завалился на бок и приложился виском к вентилю, да так, что от боли в ушах зазвенело. А когда шок миновал, сообразил, что это не в ушах, а лязгнул по трубе нож – охранник не рассчитал и размахнулся чересчур широко, когда перерезал державший руки Стаса шнур. Обрывки валялись на полу, Стас пошевелился и сжал кулаки, чувствуя, как оживают мышцы и разбегается по венам застоявшаяся кровь, покалывая кожу сотней иголочек. Стас поднялся на ноги, смотрел в полумрак перед собой. Никого, полковника и след простыл, в углах лежали обычные тени – черные, густые, жутковатые, но обычные, от них пахло плесенью и пылью, но не смертью. А живые их воплощения переместились к подвальной двери, две уже скользнули вверх по ступеням, еще парочка сопровождала третью – громоздкого и неповоротливого Ковригина. Он повернул голову и, не дожидаясь вопроса, проговорил:

– Гуляй, мститель хренов. Других распоряжений относительно тебя мне не поступало. Форс-мажор, видишь ли, приключился, то бишь обстоятельства непреодолимой силы, освобождающие контрагентов от всяческой ответственности за невыполнение обязательств. Не в Тоскану же мне тебя с собой тащить, сам посуди, а кровушки я уж досыта навидался, да и отчет опять же сдавать некому. Так что живи, сколько сможешь. Сутки или двое ты еще протянешь, а дальше тебя либо на обед кто подстрелит, либо от заразы сам подохнешь. Выбирай, что тебе больше нравится. Будь здоров.

И вместе со «свитой», особо не таясь, вмиг оказался на последней ступеньке, исчез в темноте и холодном ветре. Стас ринулся за ними, остановился в дверях, уперся в косяки ладонями, прислушиваясь к звукам сверху. Захлопали дверцы, взрыкнул двигатель, по песку и асфальту зашуршали покрышки. В два прыжка Стас оказался наверху, вдохнул плотный сырой воздух и еще пару секунд следил за меркнущими в мороси красными «габаритками» «хаммера».

«И тебе не хворать». Стас обогнул темный, без единого огонька в черных проемах окон, дом, вылетел на дорогу, побежал к брошенному УАЗу. Быстро, очень быстро, пока не пронюхали падальщики, пока не слетелись, пока не началась грызня за добычу – он не может умереть, не имеет права, нужна отсрочка. След еще свежий, и ведет он…

Стас повторял про себя название подмосковного города. «Кажется, это километров пятнадцать от Москвы на юго-запад» – он уселся в покореженный УАЗ, завел двигатель и сдал назад, машину качнуло на чем-то мягком, она выровнялась и покатила между темных домов. Зрители, если они и были, неопасны, от них ему ни вреда, ни пользы. Стас выехал на проспект, разминулся с белой «нивой» и покатил к выезду из города.

– Мы отчизне слово дали, что пройдем сквозь мрак и лед. Шлем привет, товарищ Сталин, дома будем через год, – пропел он себе под нос, вырвался на шоссе и через полчаса гонки промчался мимо примыкающей дороги на северо-запад. Ни через год, ни через два домой он не вернется, хотя бы потому, что просто некуда. Нет у него больше ни отчизны, ни дома, ни семьи. В огромной трешке на Красных воротах давно живут чужие состоятельные люди. Или тоже уже не живут… А итальянскому фермеру, похоже, можно верить, кровник хитер и изворотлив, он мог запросто отгрохать для себя в этом хроноцентре нечто вроде трансконтинентального тоннеля, или превратить институт в бункер, где можно отсиживаться годами и держать осаду. Или… Ладно, чего гадать, ехать надо. Стас прибавил скорость, жал на газ, пока стрелка спидометра не завалилась за край шкалы. Вот теперь все хорошо и бог, действительно, не фраер, а УАЗ прет через октябрьскую ночь на юго-запад в объезд подыхающего мегаполиса.

Ровная, как стекло, дорога закончилась у выломанных автоматических ворот. Забор в обе стороны украшали обрывки «колючки», глухая створка валялась у пустой будки для охраны. Покореженный лист металла прогрохотал под колесами, Стас во все глаза смотрел по сторонам. В мутном свете раннего октябрьского утра из тумана показались белые корпуса хороноцентра, или как там правильно этот гадюшник называется. Поблизости никого, и очень тихо, так, что сдавило уши и слышно, как хлопает крыльями поднявшаяся с плоской крыши здания ворона. Стас погнал машину по мокрой траве газона через клумбы, снес бампером маленькую пушистую сосенку и остановился. Вход вот он, перед ним – чернеет пасть пустого проема, осколки усыпали широкое крыльцо, за огромными панорамными окнами тоже мрак. Зато сразу понятно, что Ковригин не наврал – подходы к зданию блокированы. Один бронированный «мерс» передними колесами влез на ступени, дверцы распахнуты, внутри никого. Второй рядом, упирается мордой в бок собрата, открытые дверцы топорщатся, как плавники карася. Стас подъехал к машинам вплотную и рискнул, опустил стекло. Да, оба «мерина» чертовски похожи на те, что три года назад побоялись уступить дорогу умирающему семилетнему пацану. А, может, и не те, но очень похожи. Черт его, козла, знает, сколько у них всего машин? Может, одна, а может семь, по числу дней недели…