Пук, опрокинув рюмку, падает и танцует страдания лёжа: Девочки!..

Сцена 6: День шестой

Женитьба по теории «Эйнштейна»

Апартаменты Пука, далее — совет у Шереметовой

Утро. Из апартаментов Пука привычно строем все двенадцать «девиц» кордебалета удалились — «Эйнштейн» с ними расплатился. Пук в спальне болен душевной болезнью от неразделённой любви, отказ «графини» слился в его душе с отказом от чужой Родины.

Пук, обнимается с альбомом золотых вензелей и бархата, плачет на первую фотографию: Мой прадедушка… Симеон Пук… Он сбежал от Советской России… Всю жизнь мечтал, чтобы потомки вернулись…

Уборщик, бывший «зэка»: А как дедушку, говоришь, звали?

Пук, протягивает ему семейный альбом: А вот погляди — Simeon Puk, Симеон Пук, по-русски — Семейка.

Уборщик, с уважением признания: Знатно!

Сладко улыбается вензелям царским на бархате — фотографии то там семейной истории бандита — «разбойничка с большой дороги».

Пук: Вот и я говорю — знатно. Знатная у нас фамилия — вензеля то ещё дедовы. Кто бы ещё так с уважением — к пра-пра-дедушкиному делу.

«Эйнштейн», входит и морщится: Нет, так дела не будет! Ладно, как в Эфиопии, пошли свататься, а то я разорюсь на кордебалете девок и свои «Шереметьевские» конфеты загоняй на рынок — вот и к свадьбе.

Пук: А что, это дело — я тебе говорю, вот поехали, увидишь — культура!

Косметолог является через час, рисует Пуку на роже чудо жениха.

Дверь в квартиру Шереметовой им отпирает Пупков и сразу — от стати эфиопской высокой культуры Пука сдаётся — я счастью не помеха, но молчком, сконфуженный проводит их к жене — на приём. Челнока уже позвал «Эйнштейн», посажённым отцом. Тот как раз вовремя, для храбрости принял «сто грамм», и идёт балагуром.

Пупков, многозначительно: Анюта, к тебе посольство!

Челнок, ошалело, балагурит: Ну так честным пирком да за свадебку!

Шереметова, откладывает своё шитьё в сторону, яростно: Заводи!

«Эйнштейн»: Анюта, тут дело — деньги делать, а не женщин красть.

Пук враз онемел и ошалел от такого его напора, уходит ползком в коридорчик, обратно. Челнок на него: Ну так честным пирком, да за свадебку!..

Пук в коридоре сталкивается у двери с Варькой, и она бойко ему подмигивает — чего тебе, выкладывай, давай — всё как есть. Пук с минуту колеблется и начинает с ней шептаться.

Пупков: Анюта, я твёрдо решил принести себя в жертву, подняться надо когда-нибудь, офис, наконец, у нас будет и для меня — работа…

Челнок, балагурит: Ну так честным пирком — да за свадебку!

Шереметова, вступает к нему вторым голосом: А меня кто-нибудь спросит? В коридоре надо думать, ещё один букет стоимостью — на всю нашу семью, с мебелью.

«Эйнштейн» откатывается, присаживается в уголок, не мешает им совет держать, ему вдруг пришла другая мысль.

Челнок: Анюта, я как посажённый отец, согласен. В твои годы, когда пенсия в окошко через пять лет маячит — а дочке пятнадцать лет. Ты погляди на этого соколика — это же твоя порода родовая, под двести кило чистой кости. А куда вы «молодого» подевали? … Я, ты знаешь, человека как насквозь вижу! Этот — культурный, вот бандюга.

Пук из коридорчика выглядывает — скрыться или можно выйти.

Челнок на него, ошалело: Ну так честным пирком, да за свадебку!

«Эйнштейн» не выдерживает: Стоп, Анюта, не рви душу, напополам, тут вообще в нашем веке не надо разводиться — есть страны у нас на планете, в которых полигамия: плюс муж! Будут они при тебе оба — «сомужья», элементарно. Биа́ндрия, и что очень удачно — как раз в Африке практикуется — в Нигерии, там есть даже «многомужество» — полиа́ндрия и всё в высшей степени цивилизованно — выбирай, что больше нравится: разделяемое, частичное или совместное отцовство. Мы едем из страны и все меняем вероисповедание, женимся, возвращаемся, и все счастливы как щенки! Нам конфеты — тебе обеспечение! Соколик ручной — это я отвечаю! Ты у его банды спроси — он же падучий.

Шереметова: Сейчас я вещи соберу и поедем, Варьку возьмём.

Челнок в недоумении оборачивается: Этот?!..

«Эйнштейн»: От водки. У них климат пить как лошадь не позволяет.

Челнок, на октаву ниже: Ну так — честным пирком да за свадебку!

Пук из коридорчика выглядывает — скрыться или можно выйти. Но тут же скрывается, из коридора его голос: Ты уже там им сказал деликатно, что я ни одной? … Это я к тому, что в прежние времена, сказывать первым делом надо было — сразу шли, отказать — на что. Вся Кения знает и все «девочки» — мои! От Кении до Эфиопии знают — и все тоже — мои. От Эфиопии до Южной Африки! Да во всей Африке все «девочки» — мои! Масаи и те, наверное, не отказали бы. Кувейт отказа не даёт. От Нью Йорка до Найроби, и от Калифорнии до Нью Йорка — все «девочки» мои! Да везде, где звучит «лысая резина» … знают, что я ни одной. А иначе ты как подступишься — это с порога то!

Челнок, ошалело: Ну так и все — честным пирком да за свадебку!..

Шереметова молчит. Пупков исчез на кухоньке. Варьки нигде нет.

«Эйнштейн» хватается за голову и уходит. Идёт к машине, но и Пука нигде нет, «Эйнштейн» едет один в апартаменты и Пук уже там, он час как безумствует с цыганами — на «сейчас я вещи соберу и поедем», под его ногами танцуют пустые бутылки из-под водки и битые рюмочки хрусталя, каждую рюмку, опрокинув в себя он разбивает об пол. И цыгане безнадёжным осуждением в лицах — на вертеп, тянут рвущий плач неразделённой любви.

«Эйнштейн» уходит от Пука и аккуратно прикрывает за собой дверь. За дверью: Девочки!..

«Эйнштейн» на этот зов в пространство от Эфиопии до не менее жаркой Кении звонит в администрацию — к цыганам «кордебалет» не посылать — пусть все идут к нему, с шампанским и с музыкой.

Сцена 7: День седьмой

Пропадать, так с музыкой

Пук навсегда прощается со Столицей, оставляя в ней чуть больше надежд для принцессы на горошике, чем было до его прибытия, а в своём сердце чуть меньше надежд, чем было до его прибытия

Утро в апартаментах Пука, «Эйнштейна» Пук вызвал к себе, он болен будто всеми болезнями сразу и голова повязана — это