Цветы оживут, и мы обязательно посвящаем какое-то время любованию.

Пробегаешь мимо по саду, посмотрел. Прошел мимо с ведром воды, к цветам опять вернулся.

Наш дом, расположенный на границе с зоопарком, заросший летом пионами и розами. То пионами, то рудбекиями, то розами. И лилейниками. И вот-вот сейчас флоксы зацветут.

Зимой возвышаются только тростинки от цветов (но с цепочкой синичкиных следов!).

Весною после метелей и сугробов, нанесенных за зиму лопатами (снег чистишь и наметаешь вершины из снегов), земля наконец-то оттает и пробьются пролески, гиацинты.

Спросишь Веронику: «А что у нас в том углу сейчас цветет?» — и она перечислит все названия. А не вспомнит — посмотрит потом определитель. Как этот цветочек зовется, да еще и вдобавок на латыни.

Андрей с Вероникой любят поговорить, если честно, на латыни, перебирая латинские названия птиц, зверей и трав.

«Бубо бубо» (это филин обыкновенный по-латыни), «упупа эпопс» (это удод), «пика пика» (это сорока).

Андрей называет птиц, промелькнувших в небе, Вероника цветы под ногами, а я иду между ними и молчу.

Вероника, уставшая от долгого снега, весной радуется: «А вот и гусиный лук, а вот и хохлатка, и калужница».

Лесную примулу она называет (не по-латыни, конечно) — ключик. Летом найдет ароматную любку — орхидею.

А недавно звонит мне (я была в это время в Москве) и говорит: «Приезжай поскорее, у нас уже и грушанка расцвела…» А вы вообще себе сейчас представляете, как выглядит грушанка? А икотник серый? А мышиный горошек? А цикорий? Донник, полынь, тысячелистник…

Вероника с весны у нас постоянно сидит в клумбах. Пропалывает и копается в земле. И пропалывает Вероника ножом. Ей нравится пропалывать клумбы не тяпкой, а ножом. Машинально нож с кухни унесет, и потом мы находим его воткнутым по деревянную ручку в клумбы среди крокусов.

Раскрытые в ожидании еды клювы из коробок

Входная дверь у нас в доме постоянно открыта, видно лучи солнца. Коридор весь заставлен коробками, поддонами. Коробки с птицами часто приносят на крыльцо, чтобы мы утром рассмотрели.

Утром выйдешь — и слышно, как кто-то в коробке колотит крыльями, скребет по дну и по стенкам коготком.

Принесли сорок, кто-то из дачников нашел разоренное гнездо. Мы постелили сорокам на дно их коробки полотенце. Чтобы ноги по картону не разъезжались. Полотенце вафельное или махровое.

Новорожденным гусятам мы под ноги кладем полотенце, фазанятам. С полотенцем за ними проще ухаживать. Испачкалось полотенце, поменял. Постирал и повесил на дерево сушиться (на ближайшую яблоню повесил).

Молодым хищным птицам мы под ноги кладем полотенце, но меняем через время на ветки. Чтобы птицы приучались цепляться. Чтобы обхватывали лапами ветки и держали равновесие. Чтобы чувствовали кору под когтями. А когти у многих хищных птиц заостренные и закрученные, как серпы.

Аистята рассажены всюду по коробкам. И нам часто приносят аистят: они выпадают из гнезд. Аистенок, когда его принесут, совсем-совсем беспомощный. И ты к нему ходишь, кормишь.

Аистенок тебя запоминает и начинает встречать уже таким попрошайническим свистом. Он запрокидывает голову, как цыганка во время танца, стучит клювом.

Вот есть выражение «не щелкай клювом», а аистенку как раз и нужно щелкать. Стуча клювом, он так привлекает внимание «родителя».

Одного из принесенных когда-то аистят мы и назвали по названию коробки. Коробка была из-под коньяка «Самсон». И мы назвали аистенка Самсон. И даже не просто Самсон, а Самсон и еще дополнительно Три звездочки — на счастье (на коньяке нарисованы были три звездочки).

Пока не окрепнут, аистята сидят и не встают. А по земле ходят, если на ней вдруг окажутся, вприсядку. Подрастут и будут ходить нормально, в детстве пока так. Идешь, а они за тобой ковыляют, как утки, по тропинке. Или усядутся в круг.

У аистят черные, не красные пока, клювы, они покраснеют тоже с возрастом. На крыльях «трубочки» перьев нераскрывшиеся. Во время роста перья укрыты в оболочку.

Аистята у края коробок привстают и выстреливают пометом на улицу из «гнезд». И все вокруг, конечно, в помете, вся лужайка.

Мы переносим их с места на место и обливаем обрызганную пометом траву водой из шланга.

Начнется дождь, и расставленные на лужайке коробки с аистятами, сороками заносим на крыльцо, чтобы не промокли.

И постоянно мы что-то моем, кого-то кормим (кормим, кормим, кормим!). Миски расставлены всюду по полу с самым разным кормом. Раскрыты в ожидании еды клювы из коробок, и в каждый клюв обязательно нужно нам что-то положить.

Сорок выкармливаешь и разминаешь им пальцами еду: хлеб, размоченный в миске с молоком, вареное измельченное яйцо, нарезанные мелко-мелко кусочки мяса, рыбы.

Сороки увидят тебя с мисочкой корма и слетятся. Заорут, и всегда очень звонко и пронзительно, и раскроют как можно шире свои рты (свои ярко окрашенные рты!), сидят и нетерпеливо подергивают крыльями.

Вес ястреба молодого на руке

Лебеденка приносили недавно, на дно коробки ему положили одеяло. У нас много набралось уже детских пеленок, одеял, которые заботливые деревенские жители и дачники стелют в коробки, когда приносят попавших в беду птиц.

Одновременно и наше белье на деревьях в саду может сушиться, и пеленки.

На многих коробках приклеены листочки — напутственные письма. Про чайку одну заботливо написали: «Это чайка, и ее зовут Маша, не может быть одна…»

Когда пилят лес, попадаются деревья с совиными гнездами и дуплами. Выпавших из гнезд, потерявших родителей совят приносят тоже нам.

Открываешь коробку и видишь поднятые к тебе янтарные серьезные глаза, заостренный совиный клюв. Веки у сов как будто бы шторки на фотообъективе.

Привозили выпавших из гнезд ястребят, птенцов ястреба-тетеревятника. Птенцы были тогда еще в детском оперении. С глазами, в которых отражается небо. И к нему ястребенок привыкает, пока сидя в картонной коробке на земле.

Глаза у молодых ястребов, как и предназначенное для них и обещанное им с рождения небо, голубые. Но с возрастом, ко времени покидания гнезда (ну и коробки, конечно!) пожелтеют.

Ястреба настоящим взрослым ястребом опытные сокольничие начинают считать только после пожелтения глаз, а до этого он еще птенец.

Мы ястребят выносили на прогулку, они в небо подняться не могли (им было еще рано летать), но, подбадривая себя и размахивая крыльями, подпрыгивали и перемещались небольшими прыжками по участку.