Маркиз произвел на нее сильное впечатление. Прискорбно, что при этом он оказался редкостным идиотом.

«Gonflée»[13], – презрительно скривив губы, подумал Сильван, закладывая остывший шоколад обратно в пароварку для разогрева.

На самом деле мнение этой самозванки о собственной персоне было настолько раздутым, что у него просто руки чесались проколоть его. Он надеялся, что сумел пронзить ее взглядом. Сильван взрослел, практикуясь в подобных взглядах, способных уязвить самомнение любого индивида. Во Франции искусство испепелять взглядом оттачивалось веками и передавалось от поколения к поколению.

Он вылил на холодный мрамор треть порции шоколада, проводя по нему длинной эластичной лопаткой, захватывая, ловко складывая и вновь распластывая горячие слои перемешиваемой массы. Расстроился, что приходилось повторять этот этап. Хотя на него не похоже, чтобы мелкое происшествие, типа появления наглой миллиардерши, заставило его прервать процесс изготовления шоколада.

Поглаживая массу, Сильван вдруг вообразил обнаженные плечи посетительницы, мысленно сняв с нее пальто и кашемировый свитер. Его рука скользнула дальше, искусно улучшая качество будущего шоколада.

Сильван немного покраснел. В юношеском возрасте он часто вспыхивал маковым цветом, когда в самые неуместные моменты ему вдруг представлялись обнаженные женщины. Несколько воспоминаний о краске смущения, заливающей его во время разговоров с учительницами или симпатичными подружками, еще слегка терзали душу. Как унизительно! Но Сильван уже научился владеть собой. Хотя считается, что воздержание зачастую неподвластно большинству мужчин.

Странно и поистине неудачно, что женский ум организован иначе – слабому полу свойственны поверхностная сексуальность и непосредственность.

Американская посетительница, вероятно, не воображала его обнаженным. Она лишь вообразила, что может купить дело и достижения всей его жизни, словно они являлись милой парой туфелек в витрине магазина и она могла забрать их домой как сувенир из Парижа.

Сильван скрипнул зубами в приступе гнева.

Чему их только учат в заокеанской стране?

– Я предупреждал тебя, что это варварская страна, – заметил в телефонном разговоре Джеймс Кори, дед Кэйд, которого все члены большой семьи в шутку называли дедушкой Джеком. – Разве я не рассказывал тебе, как однажды попытался наняться в компанию Линдта, чтобы научиться делать их драже? Не смог даже собеседование пройти. А ведь я владел крупнейшей шоколадной компанией в Штатах… Об этом я, разумеется, никому не сообщал. Зато заплатил одному местному парню, чтобы тот помог мне сочинить хорошее резюме, но не смог устроиться туда даже на обжарку очищенных какао-бобов. Швейцарцы – снобы, – добавил он, с привычным удовольствием смакуя и подчеркивая свою антипатию к жителям этой страны.

– Да, я все помню, – отозвалась Кэйд.

Два года назад они отметили восьмидесятилетие дедушки – грандиозное празднование тянулось целый месяц – от шоколадного фестиваля по всей стране до сельской ярмарки в их городке Кори. И теперь, в восемьдесят два года, он еще твердо стоял на ногах. Правда, увлекшись воспоминаниями, постоянно рассказывал старые истории. И ее отец, фанатично преданный делу, выделил дедушке Джеку целую лабораторию на фабрике для его причудливых вкусовых экспериментов. Перед отъездом Кэйд он занимался тем, что пытался придать шоколаду вкус шпината. Рабочие с фабрики решили разыграть ее и не предупредили, когда она отправилась искать деда, что ей придется попробовать плоды этих стараний.

Вспомнив тот вкус, Кэйд поморщилась.

– И тогда я решил подкупить одного из местных рабочих, уже узнавших их секреты, – горестно заявил дед. – Однако… – он вздохнул, – мне больше понравилось бы оказаться там. Просто пройтись по цехам тех швейцарских фабрик. Не с одним из тех глупых формальных визитов, когда прячутся любые секреты, но самому увидеть настоящую творческую кухню. Однажды мне почти удалось сговориться с одним парнем, да только Линдт пронюхал об этом, и сотрудники службы безопасности компании в мгновение ока злобно выставили меня оттуда.

– Да, но…

– А мой папаша – твой прадед Кори, милочка, – на какие только авантюры он не пускался, надеясь раздобыть секретный рецепт молочного шоколада. Маскировка, подкуп, шантаж – ты еще не слышала от меня о том шантаже, Кэйди, – попытки проникновения во вражеский тыл. Да, вот было времечко, доложу я тебе.

– Но это совсем другое, дедушка. Сейчас я пытаюсь сговориться с маленькими кустарными кондитерскими. Я предложила одному из владельцев миллионную сделку. – Она представила, как поморщился дед.

– Я не стал бы бросаться миллионами ради скромных перемен. Ты шутишь?! Мне никак не удавалось научить тебя ценить деньги.

– Дедушка! Ты приставал к папе, не позволяя нам заработать даже десять центов в день на уборке наших комнат. Позволь напомнить тебе, что подготовительная школа тянулась очень долго.

– Баловство, – нежно проворчал он. – Нет уж, позволь мне напомнить, что вам с сестрой это пошло только на пользу.

– Да уж, дедуля, мы не могли позволить себе ничего купить, даже перекусить не могли!

– Вам следовало брать из дома наши шоколадки, – заявил он. – Моим внучкам нет нужды покупать дрянные батончики «Марс» в уличных автоматах.

Кэйд закатила глаза. Она, конечно, перепробовала за долгие годы все виды сладостей фирмы «Марс», но чисто с познавательными целями. Еще испытывала тоскливое желание, замечая в закусочных автоматы с пакетиками фирмы «M&M» и сознавая, что никогда не позволит себе купить их. (Единственный раз, когда она сломалась во время уединенной командировки, был ее маленькой тайной.) За все свое детство Кэйд попробовала эти драже несколько раз. Даже подруги не могли угостить ее на вечеринках, поскольку их родители боялись обидеть наследницу компании Кори.

– Я лишь упомянула о возможных миллионах. А он мог бы вести себя со мной более вежливо и любезно.

– О, нет! – Голос деда стал встревоженным. – Не хочешь же ты, милая, чтобы какой-то француз расточал тебе любезности? От них может заледенеть твоя душа. И уж никогда не оттает. Вот швейцарцы на редкость бестактны и грубы, если они и бывают вежливы, то этого не удается заметить. Но французы… они в этом деле мастера. От французской «вежливости» можно сигануть с Эйфелевой башни.

Кэйд огорченно постучала по лбу костяшками пальцев.

– Ну, дедуля, мне просто хочется осмотреться здесь. Понимаешь? Узнать, какая у них тут жизнь. Приобщиться к духу Парижа. И завладеть их шоколадными конфетами.