— Господи, тетя меня убьет, когда узнает, что я испортила плов, — девушка нелепо взмахнула руками. Она смотрела куда угодно: на землю, в сторону, вверх на кроны тополей, но только не на меня.

— Плов, — я не поверил, что ее заботила какая-то рисовая каша.

— Конечно, мы все утро его готовили, а теперь вот…ой!

Кажется, в моем взгляде было что-то такое, отчего пигалица по настоящему испугалась. Она закрыла ладонями лицо и шагнула назад. У меня было несколько секунд, чтобы рассмотреть ее всю: тонкие плечики, сведенные вместе, делали ее похожей на редкую экзотическую птичку.

Эта хрупкость возбуждала. Чувство собственной власти всегда действует одурманивающе, особенно когда власть эта становится безграничной, а любые поступки остаются безнаказанными.

Я шел вперед, она отступала, пока худенькая спина не уперлась в стену магазина. Все действо сопровождалось оглушительным молчанием и сбивающими с ног запахами рынка, улицы, города, женщины, страха.

Незнакомка сделала глубокий вдох и, открыв правый глаз, посмотрела на меня через растопыренные пальцы:

— Простите…

Мои руки уперлись в стену, перекрывая несчастной пути для побега. Я был перед ней, справа и слева, полностью окружив напуганную девчонку. Так близко, что чувствовал ее запах. Она пахла сиренью.

Нагнувшись чуть ниже, я замер. Со стороны наши фигуры напоминали двух влюблённых, спрятавшихся в тени деревьев от посторонних.

— Что же ты наделала? — прорычал я у самого ее уха.

— Пожалуйста, простите меня, я поскользнулась и…

Поначалу я не понимал, почему так остро реагирую на ее присутствие. Дело было не в испорченном костюме. И даже не в обожженной спине. Один вид девчонки выводил меня из себя настолько, что хотелось вновь становиться зверем.

— Тут пару пятен на пиджаке, — мило улыбнулась она, — вы не переживайте, я все застираю. Знаете, папа варит плов на качественном бараньем жире, никакой химии, он очень хорошо отстирывается, просто дайте мне пять минуточек…

— Ты вообще нормальная?! — опешил я.

Прохожие останавливались и смотрели на грязного взлохмаченного мужика, который больше не мог себя контролировать. Меня злили ее непробиваемость, желание противостоять и находить какие-то ответы, такие жалкие и нелепые. Заплачь она сейчас, я бы отступил. Но она не сдалась. Тина Скобеева никогда не сдавалась.

— Дядя, не сердитесь, сегодня такой день, моя сестра… — плутовка проскочила под рукой и в долю секунды материализовалась у меня за спиной. — Ну что вы так переживаете, здесь не пятно, а пятнышко. Ох… — На одном выдохе закончила она, с ужасом оглядывая ткань костюма. Я же глотал воздух от унижения, в одну секунду опустившись до какого-то «дяди».

«Дамы и господа, посмотрите на дядю, он лох!», — пронеслось у меня в голове.

— Слушайте, мне правда нужно бежать, у сестры, — птичка сделала шаг назад, но попала каблуком прямо на поднос и потеряла равновесие. Нога поехала в сторону, Тина нелепо взмахнула руками и повалилась назад, а я рывком притянул девчонку к себе, больно сжав ее предплечье.

— Не трогайте меня, пожалуйста, — она не по возрасту серьезно посмотрела мне в глаза и я, как пристыженный школьник, отдернул руку в сторону и начал оправдываться:

— Смотри куда идешь, так можно и шею свернуть.

«Андрей, ты звучишь жалко», — прошептал внутренний голос. Я с ним был полностью согласен.

— Ляля, несносная девчонка, ничего нельзя доверить, гости целый час ждут тебя, а ты тебя, а ты…

Я обернулся. Навстречу нам, грузно волоча ноги, плыл тяжелый караван, несущий с собой много тела, букли вдоль сытого лица и очевидное скудоумие. Когда женщина поравнялась с нами, моя пленница, прыгнула в сторону и юркнула за широкую спину. Ну точно птичка.

— А вы кто? Лялин друг? Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.

Так я узнал, что девчонку зовут Лялей и тотчас возненавидел это имя. Оно никогда не подходило ей и больше напоминало кличку персидского кота.

— Мы не знакомы.

— Тогда зачем обжимаетесь тут? Я видела, как ты хватал за руки мою племянницу, бесстыдник! А она девушка порядочная, между прочим!

— Серьезно?! — Я досадливо одернул заляпанный жиром рукав пиджака. — Тогда передайте своей порядочной племяннице порядочное наказание. Она испортила мне костюм.

— И это все?! — удивилась тетка. Она сунула руку в одну из складок безразмерной юбки, и, достав кошелек, отсчитала мне три тысячи рублей мелкими купюрами.

— Костюм стоит дороже, — деньги я не взял. Я даже не смотрел в ту сторону, полностью сосредоточившись на девчонке. Почувствовав себя в безопасности, она заметно расслабилась и теперь иногда высовывалась из-за широкой как парус спины, и с любопытством разглядывала меня.

— Дороже? — пробасила тетка. — А так и не скажешь, это ты в «Силуэте» купил, да? Там такие куркули работают, да, Ляль? Понасенко вообще цены дерет и в Бога не верит.

— Я купил свой костюм в Москве, — это прозвучало нелепым оправданием.

— Тетя, он же из Москвы, — Тина хлопнула себя ладонью по лбу, — у них там все не как у людей. Он, наверное, просто голодной, потому и злой. Давай пригласим к себе и дома разберемся, что делать с костюмом.

Я с удивлением смотрел на своенравную девицу, тихо поражаясь такой наглости. Ни страха, ни раскаяния, ничего. Только лукавая улыбка и чертинки, пляшущие в глазах.

Взгляд опустился с ее губ ниже, на декольте платья. Какой-то вышитый узор нитками в тон ткани и широченная лента поперек груди. «Свидетельница». Я думал, что такие сейчас никто не носит, а она вот…во всей красе… В висках стучала кровь, а перед глазами проплывали люди, они, словно вещи в центрифуге разметались по краю, а посередине пустого рынка стояла одна Тина… Стало казаться, что все это какой-то сон, нет, даже не сон а фильм и все происходит не по-настоящему. Эта встреча выглядела до того абсурдной, что просто не могла быть реальностью.

Платье Тине удивительно не шло. Совершенно неподходящий фасон и…цвет.

Снова посмотрев на тонкую фигурку девушки, на этот раз внимательно, никуда не торопясь, я спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Что это за цвет? Какого цвета твое платье?

— Это? — Тина горделиво поправила белую ленту и ответила с придыханием: — аленькое…Красивое, правда?

Ну конечно. Страшная авария из сна моей сестры. Огромная фура алого цвета с белой полосой посередине. Куча жертв, в числе которых был я. Вышивка на платье была похожа на круг с расползавшимися в стороны лучами. Солнце по контуру ткани. Солнце у края неба. Развесистое дерево за маленькой кондитерской и туфли прямо у моего лица — пожалуй, это последнее, что я увидел перед тем, как отключиться. И да, все-таки мне стоило поесть в чертовом поезде.