Вечером накануне появления домовой в доме семейства сэн Хейль Элия в своей комнате перебирала украшения в шкатулке. С тех пор как ей исполнилось десять, на праздники она непременно получала какую-нибудь прелестную вещицу. Конечно, эти ювелирные изделия не отличались дороговизной и особой изысканностью, но составляли ее маленькую подростковую коллекцию, которую должна иметь каждая уважающая себя девочка из хорошего рода до того, как начать выходить в свет. На глаза попалась серебряная брошка в виде ажурного бантика с перламутровой инкрустацией на узелке. Эту брошку подарила мама. Она отдала дочери свое первое украшение, которое берегли и передавали по женской линии.

— Мама, как мне тебя не хватает! — На безделушку капнули непрошеные слезы. — Где же ты? Папа опять уехал по делам. Я совсем одна и так скучаю. Я не верю, что ты умерла, и папа тоже не верит! Ты обязательно вернешься, только возвращайся скорее.

Эли сунула все украшения в шкатулку и, захлопнув крышку, поставила ее на комод возле зеркала. Смахнув слезы и не зная, чем себя занять, она решила, что лучше всего лечь спать.

«Завтра будет новый день, — надевая пижаму, уговаривала себя она, — значит, на один день меньше до папиного возвращения. А еще, возможно, папе удастся где-нибудь найти отправочный киоск, и тогда он напишет мне ответ на письмо».

Ей казалось уже, что с утра ее непременно будет ждать весточка от отца, главное — поскорее заснуть.

«Жаль, что мистер Мозерс тоже уехал, — вздыхала Эли, ложась в постель и натягивая на себя одеяло. — Он бы пустил меня к переговорнику, и не пришлось бы ждать письма. Но в кабинет к папе без Леви не попасть, поэтому придется ждать».

Девочка ворочалась в кровати, сон не шел. Она села на постели и откинула одеяло. 

«Леви Мозерс уехал и разрешил Журетте ночевать в доме, а значит, если она не спит, можно попросить приготовить мне что-нибудь вкусное. Может, тогда заснуть будет легче».

Элия встала и, не переодеваясь, пошла искать кухарку, решив для начала проверить кухню. Босые ноги девочки неслышно ступали по ковровой дорожке коридора. Громкий смех и разговор заставили ее насторожиться и красться на цыпочках. С облегчением она узнала голос Журетты и удивилась, поняв, что кухарка болтает с двумя приходящими горничными.

«Иренка и Мажена еще не ушли? — удивилась она. — Может, мистер Мозерс разрешил остаться и им. Хотя в отличие от Журетты они живут всего в двух кварталах отсюда». 

Решив, что три женщины в пустом доме — это даже лучше, может, расскажут что-нибудь интересное, она уже почти вошла в кухню, но мамино имя, сказанное кем-то из служанок, заставило ее замереть на месте.

— Тамиэла сэн Хейль, конечно, была красавица, но она же умерла, — послышался из-за двери голос Мажены. — Такой видный мужчина, как мистер сэн Хейль, не будет долго оставаться один. Да на него, я слышала, сама Зизи мор Тогерро нацелилась!

— Ну и дура эта Зизи, — перебила ее Иренка. — Он достанется дочке его делового партнера мистера Поздяковского! Я сама слышала от их садовника, что Басенька от нашего хозяина без ума. А дому и мужчине завсегда хозяйка нужна!

— Да ну вас, болтушки, — оборвал их низкий голос кухарки. — У него дочь еще с учителями занимается. Вот можно будет ее на обучение отдать куда-нибудь, тогда и следует суетиться. Не зря нашей Анабельке Люсинда Гжезинская, вдова стеклопромышленника, каталоги заграничных колледжей для девиц приносила. Но пока в девчонке магия дремлет, ее и не отдашь никуда. Неизвестно, что за дар проснется.

— А может, и вовсе не проснется! — фыркнула Мажена. — Девчонка-то ни в мать ни в отца! Заморыш какой-то.

— Цыц, Маженка, — оборвала ее кухарка. — Да и платье господское сними. Зачем напялила? Нехорошо это.

— Но, тетя Жу, оно не новое совсем и покойнице ни к чему. Да и мистер сэн Хейль их считать не будет, там их несколько сотен, этих платьев, и ничего не случится, если я одно старое заберу себе. Вы же продукты домой берете!

— Поговори мне! Не посмотрю, что племянница, — зло зашипела Журетта, — немного и беру, не обеднеют. Там подгорело, там на рынке тухлятину подсунули. Левушка если не заметил, значит, немного!

— Так вы Мозерсу-то это рассказывать без фартука ходите, — хихикнула Иренка. — С таким декольте к нему в кабинет идете, что он, бедняга, оттуда как ошпаренный вылетает. И не слышит, наверное, ничего, думает, что вы его на себе женить хотите!

Эли стояла за кухонной дверью как мышка. Ее трясло от бессильного гнева. Эти люди, которым доверяли ее родители, оказались...

Девочка слов не могла подобрать. Она решительно вошла, толкнув дверь кухни. 

— Мисс Элинора? Вам что-то надо? — подскочила со стула невысокая черненькая Иренка.

— Мы тут немного перекусить сели после работы, — поднялась со своего места Журетта, стараясь прикрыть собой племянницу и надеясь, что девчонка не заметит на глупой Мажене платья своей матери.

Но Элия в упор смотрела на побледневшую Мажену и, окинув взглядом замерших у стола женщин, тихо с ненавистью прошипела:

— Пошли вон! Вон из моего дома!

— Но, Эличка, — кухарка попыталась приблизиться к девочке, — что ты такое говоришь?! Мне мистер Мозерс велел тут ночевать, пока его не будет, присматривать.

— Вы воровки! — Неожиданно руки Элиноры охватило пламя, и она, громко закричав, метнула в замершую Мажену несколько искр, подпаливших юбку присвоенного платья. — Подлые сплетницы! 

Скрючив горящие пальцы, девочка метнулась к кухарке, пытаясь схватить женщину за руку.

Тучная Журетта увернулась с неожиданной ловкостью, благо в просторной кухне было куда отскочить. Иренка, завизжав, сразу кинулась на выход. Мажена с полуобгоревшим подолом, который она затушила водой, кинулась за ней. А кухарка, напустив на себя суровый вид, решила отчитать Эльку, замахнувшись на нее фартуком. 

— Негоже себя так вести, юная мисс! Вот ваш папенька вернется — я уж ему нажалуюсь! Пусть доктору вас покажет! А то магия проснулась рано, и вы явно не в себе, насочиняли всякого да дом спалить хотите! — Она уверенно наступала на девочку, размахивая передником, как хворостиной.

Элия сообразила, что подлая женщина задумала, прикрывая свои проступки, выставить ее сумасшедшей. Боль и злость накрыли с головой, сгусток огня запалил фартук в руках Журетты и обжег той руку. Закричав, кухарка швырнула в угол горящую тряпку и тоже кинулась вон из кухни, впрочем умудрившись по дороге схватить туго набитую торбу, стоявшую на крышке ящика с овощами.

Элия очень хотела спалить ей эту сумку, но огонь неожиданно потух, и девочка без сил опустилась на стул. 

На столе примостились грязные тарелки и чашки, оставшиеся от посиделок прислуги, в углу тлела тряпка, бывшая кухаркиным фартуком. Стены были в подпалинах, видимо, частички огня от злящейся девочки попали и на них. Родной и уютный дом вдруг показался холодным и чужим.