– Посмотри на меня. Останься со мной, – умолял Берон. – Келум! – прорычал он.

Перед глазами все плыло, я попыталась сосредоточиться на его острых скулах. Я вспомнила обычную ухмылку Берона. Его дразнящий смех. Даже его разочарованное рычание. То, как он преследовал меня и говорил, что я досадная помеха, избалованная, нелепая, раздражающая его девчонка.

Он ненавидел меня. Но даже несмотря на это, сейчас он был здесь. Он пришел, когда я больше всего в нем нуждалась.

На глаза навернулись слезы. Я не смогла их сдержать, и они соскользнули на пол, падая на кожу Берона и смешиваясь с моей кровью. Я начала дрожать, становясь все холоднее, пока мои пальцы не окоченели, а мороз не распространился дальше – по рукам и ногам.

Я понимала, что не выживу, но мне нужно было сказать Нур… чтобы она защитила мою величайшую тайну, мою слабость. Мою самую большую любовь. Во рту у меня пересохло, как в пустыне. Губы онемели, будто стали чужими. Их покалывало, когда я прошептала:

– Скажи Нур…

Он замер, а затем приблизил свое лицо к моему.

– Я здесь, Ситали. Нур уже в пути.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке. Мы оба знали, что мне уже не помочь.

– Скажи Нур, чтобы она позаботилась о нем, – слабо выдавила я, поморщившись, когда острая боль пронзила рану.

– Ты скажешь ей сама. Келум услышал меня. Нур будет здесь через секунду.

– Скажи ей, чтобы она позаботилась о нем, – пробормотала я невнятно.

Громкое жужжание заполнило мои уши, но боль начала отступать.

– О ком?

Кто-то потряс меня.

– О ком нужно позаботиться, Ситали? Скажи мне.

На ум пришло видение крошечной ручки, обвившейся вокруг моего пальца, темных волосиков и такой мягкой кожи. Идеальные слегка изогнутые губы. Маленькие шаги… он так вырос с тех пор, как я видела его в последний раз.

– Он такой умный, – попыталась сказать я, но слова прозвучали скомканно и нечетко.

Он называет меня Ситли. Не будь судьба так жестока, он называл бы меня мамой.

– Мой сын, – наконец выдавила я. Мой голос звучал отдаленно, тонул в глубоком, темном море, которое с каждым ритмичным всплеском грозило утянуть меня на дно.

Сильные пальцы, поддерживающие мой затылок, застыли.

– У тебя есть сын?

– Берон? – вздохнула я, наконец сосредоточившись на нем. Мы встретились взглядами. – Защити его.

– Не беспокойся. Я клянусь, что позабочусь о нем. Но и ты должна бороться, чтобы остаться с ним. Кто это сделал, Ситали?

– Зарина…

Мог ли он услышать меня сквозь этот рев?

Мог ли он видеть меня сквозь яркий белый свет, который казался не более чем мерцанием, но все приближался, становясь ярче и ярче? Чувствовал ли Берон жар богини? Ее тепло согревало мою замерзшую кожу.

Сол пришла за мной. Моя душа кричала от радости. Я так плохо обращалась с ее дочерью, но все же богиня солнца была здесь.

И вдруг она отступила.

Видел ли Берон, как тьма окутала ее лицо, лишая меня тепла, прежде чем жар скользнул в мои холодное, как лед, вены?

Ужасный вой резонировал в ушах, сотрясая мои кости с такой силой, что дрожал сам песок. Но это не могло погасить огонь, который Сол разожгла во мне.

Я проснулась в незнакомой прохладной комнате в тревожной темноте, задаваясь вопросом, не приснилась ли мне ссора с Зариной. Возможно, богиня так и не пришла, чтобы унести меня в загробный мир. Или же Сол явилась только для того, чтобы в конце концов отвергнуть меня. Так вот каково это – быть неприемлемой для богини солнца и огня?

У меня пересохло во рту. Я приподнялась на локтях, и те утонули в мягком матрасе. Окинув взглядом знакомые каменные стены, мебель из светлого дерева и почувствовав запах песка, я поняла, что нахожусь в Доме Солнца. Но это была не моя комната. Люмос – бог луны – был в Гелиосе. Его бледный, холодный свет проскальзывал с балкона и растекался по полу.

Это означало, что Нур стала новым Атоном. О таком я и не мечтала.

Я прижала руку к тому месту, куда меня ранила Зарина, и удивилась, не обнаружив повязки. Раны не было. Не было ни боли, ни каких-либо повреждений. Я осторожно села, сбросила одеяло и пододвинулась так, чтобы свесить ноги с кровати. Я все еще пыталась хотя бы что-то вспомнить. Когда мои ноги коснулись пола, серебристый свет Люмоса со вздохом поцеловал мою кожу.

Я потянула за ткань платья, в которое была одета. Прозрачный наряд был чистым, но не моим. Я не могла вспомнить, как надевала его или как оказалась здесь. Я пощупала затылок, где, как мне снилось, были руки Берона. Где они напряглись, когда он услышал, что у меня есть сын.

В моем сне мои руки, волосы, тело и одежда были пропитаны кровью.

Она текла, как великая река, оросила клинок, которым меня ранили, и сама Сол превратила лезвие в золото.

Покачав головой, я попыталась отогнать этот образ. В конце концов, это всего лишь сон. Сон, который казался таким реальным, что я помнила каждую деталь.

На мне или даже рядом со мной не было крови. Каменный пол под кроватью и за ее пределами был чистым. Если меня перетащили сюда, должен был по крайней мере остаться кровавый след, но мне не удалось обнаружить ни одного темного пятна. Кровь не так легко смыть.

Я вышла на балкон, где серебристый свет мерцал над бурлящей речной водой, а звезды сверкали на каждом дюйме темного неба. Отсюда я не могла видеть храм.

– Ситали? – позвал мужской голос из комнаты.

Я повернулась, когда Киран, жрец, который благоволил моей сестре до того, как она стала Атоном, присоединился ко мне. Бледная занавеска задрожала на прохладном ночном ветерке, мягко касаясь его ног, пока он осматривал меня оценивающим взглядом.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– А почему должно быть иначе? – прохрипела я. На нем был простой белый килт, грудь с оливковой кожей оставалась обнаженной, но все же не была такой скульптурной, как у Келума или Берона.

Киран протянул ко мне руки.

– Атон Нур сказала, что тебе не следует вставать с постели. – Я зашипела, когда его пальцы приблизились к моему плечу. Киран сглотнул. – Я найду ее и скажу, что ты проснулась.

Мои брови поползли вверх.

– С чего бы Атону беспокоиться о таких вещах?

Его губы приоткрылись. Киран облизал их, изо всех сил пытаясь подобрать правильные слова. Почему он вдруг стал таким доброжелательным? Почему Нур из всех людей попросила именно его присмотреть за мной, пока я сплю? И почему она не хотела, чтобы я вставала с постели?