Он повсюду твердит постоянно, —

Если деньги нужны, то тяни из казны,

Доставай из чужого кармана».

Жутконос жутковат, но его аромат

Пробирает до самой печенки.

Аромат в закупоренной банке хранят

Или в крепком смоленом бочонке.

Если хочешь отведать котлет де-воляй,

Обмотай его тонкой тесемкой,

Клеем смажь и в опилках бока обваляй,

Жарь и парь, но не жми и не комкай.

Мог толковый Бисквит толковать до утра

И рецептами сыпать без счету,

Только вспомнил, что в путь отправляться пора

И продолжить лихую охоту.

А Бобер со слезами к Бисквиту приник,

Благодарный за свет и совет.

Он такое постиг, что и в тысяче книг

Не отыщешь за тысячу лет.

И в обнимку, любовью друг к другу горя,

Возвратились они в свой предел.

— Нет, не зря мы, друзья, бороздили моря, —

Умиленно сопел Билли-Белл.

А Бисквита с Бобром не растащишь багром,

Ходят рядышком оба матроса.

Только ночью и днем мнится им за бугром

Ужасающий вой Жутконоса.

…Ловить его надо на то, чего нет,

Смелей подходить, но с опаской,

Манить и Законом, и звоном монет,

Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…

Утомился в дороге Болтун-Бормотун,

И, найдя подходящий газон,

Он прилег на бочок за лобастый валун

И смотрел удивительный сон.

Он в Суде оказался Свиной Отбивной,

Выдающей себя за Поджарку.

Шесть Присяжных ножами стучат за спиной,

А защита поручена Снарку.

В белоснежном и пышном своем парике

Снарк невинен и тих, как овечка.

Только вилка двузубая в левой руке,

Только в правой — тарелка и свечка.

Вызывает Свидетеля строгий Судья

И Законы листает сурово.

На весах Правосудья от А и до Я

Будет взвешено каждое слово.

И Свидетель, икая и брызжа слюной,

Говорит увлеченно и ярко,

Что в сравненье с отличной Свиной Отбивной

Не идет никакая Поджарка.

А Судья горячо осуждает подлог,

И в его Обвинительной речи

Убедителен каждый союз и предлог,

Россыпь слов пострашнее картечи.

На скамейке Присяжных поднялся галдеж:

Нет сомненья — готово решенье.

И у каждого острый, сверкающий нож,

А в горящих глазах нетерпенье.

Но защитника Снарка черед настает.

Гневным взором окинув собранье,

Три часа говорит он, как будто поет,

В тихом голосе слышно рычанье.

— Неужели, — урчит он, — Свиной Отбивной

Не дозволено зваться Поджаркой?

Если курицу кормят отборной крупой,

То слывет она славной Пуляркой.

Возмутился Судья: «Но любая вина

По Закону всегда наказанья причина.

— Да, — хохочет Защитник, — не вижу вина!

Без вина Отбивная Свиная невинна».

От такого ответа Судья онемел

И на Снарка глядел бестолково.

Ни один из Присяжных вздохнуть не посмел

И не вымолвил больше ни слова.

И Дворец Правосудья звенит тишиной.

Только — ззумм! — пролетающей мухи.

Слышно даже, как ветер молчит за стеной,

Как урчит у Защитника в брюхе.

А Защитник остался в едином лице —

Он Свидетель, Судья и Присяжный —

И творит Правосудье в притихшем Дворце

Беспощадный, суровый и важный.

— Теперь огласим Обвинительный акт, —

Поднялся Защитник с ухмылкой.

Он громко читал и постукивал в такт

По тарелке двузубою вилкой.

— Поджарку, которой, как видите, нет,

Помиловать надо, откинув сомненья.

Зато Отбивная пусть держит ответ.

Есть мненье — злодейка достойна съеденья.

Присяжные подняли горестный вой:

— Куда подевалась Поджарка?

Судья, как болванчик, кивал головой,

С опаскою глядя на Снарка.

— Молчать! — ужасающе Снарк заревел,

И грохнулась на пол тарелка…

Проснулся Болтун, а над ним Билли-Белл

Трясет колокольчиком мелко.

…Ловили его на то, чего нет,

Шли напролом, но с опаской.

Манили Законом и звоном монет,

Бутылкой, и вилкой, и лаской, и таской…

Монетку нащупал в кармане Банкир

И с таким немудреным подарком,

Схватив на ходу капитанский мундир,

Пустился в погоню за Снарком.

Он шел без опаски, бежал напрямик.

И вдруг, усмехаясь и скалясь,

Перед несчастным Банкиром возник

Доныне неведомый СТРАХУС!

Он выпустил когти, пружинно присел

Да прыг на Банкира, как кошка на мышку.

И ахнуть бедняга-Банкир не успел,

Как Страхус вцепился зубами в лодыжку.

От зверя Банкир откупиться решил,

Нашарил в кармане монетку.

И Страхусу в пасть, не страшась, запустил

Монетку, нацелившись метко.

Не ведают Страхусы цену деньгам,

До роскоши нет им и дела.

И туго пришлось бы банкирским ногам,

Когда бы не звон Билли-Белла.

И Страхус хвостом завилял, оробел,

Услышав «бим-бом» капитана.

— Опасность повсюду, — ворчал Билли-Белл, —

Об этом твержу постоянно!

А бедный Банкир был желтее, чем сыр,

От страха овечкою блея.

На нем даже черный-пречерный мундир

Стал школьного мела белее.

Его утешали, но, молча, в ответ