— Он же у них мальчик тихий, говорят, — продолжает мама. — А тут связался с девчонкой какой-то… В общем, парня еле откачали. Переливание крови делали. Машина, говорят, всмятку. Спасатели пока распилили все, чтобы его вытащить…

— Откуда ты знаешь?

— Да все уже знают. Мое дело маленькое — утки выносить. Зато наш главврач волосы на голове рвет. Жена мэра там такое устроила…

— Кошмар…

— В общем, информация уже просочилась, теперь будут рты всем затыкать.

— Неудивительно, — бормочу себе под нос, и в дверь неожиданно звонят.

— Я открою, — мама выскальзывает в прихожую, и через секунду я слышу голос, который пыталась забыть.

Пальцы на ногах поджимаются сами собой, а сердце ухает куда-то вниз.

— Еся…

Только его нам и не хватало…

Отец стоит посреди прихожей. Мама вся белая, прилипла к стене и держится за сердце. Конечно, в последнюю их встречу он угрожал ей ножом.

— Что ты тут забыл? — смотрю на него исподлобья.

— Прописан я тут, дочур. Паспорт показать? — нагло улыбается, зажимая в зубах неприкуренную папиросу.

— Есенька, иди к себе, — шепчет мама.

— Конечно, и оставить тебя с ним одну? — складываю руки на груди.

Какого черта он вообще приперся? Ему сидеть еще два года.

Мы четыре жили спокойно, но содрогались от одной мысли, что он вернется. А теперь, кажется, этот день настал.

— Ты ударился в бега?

— Выпустили по УДО.

Он говорит с улыбкой. Нагло осматривает квартиру, шляется по комнатам даже не разуваясь. Оставляет на линолеуме грязные следы от своих гамаш и чувствует себя абсолютным хозяином. Вон как вытянулся весь. Чувствует свое превосходство в силе. Козел.

— Зачем ты приехал, Алик? — мама наконец отходит от шока. Делает шаг ко мне и впивается в отца гневным взглядом.

— Нужно где-то перекантоваться. Не боись, Лидка, не обижу.

Отца посадили за разбой. Жертв с летальным исходом, к счастью, не было. Он со своими дружками ограбил магазин. Притащил «добычу» домой, а уже на утро следующего дня за ним пришла полиция.

Вообще, он всегда только и делал, что портил нам жизнь.

Я не помню ничего хорошего, что могло бы быть с ним связано. Все детство лишь слезы и скандалы. Крики и оскорбления.

Мама развелась с ним десять лет назад, но ничего это не поменяло. Он продолжал жить с нами все это время, так как имеет в квартире долю. А за неимением денег ни у одной из сторон поделить жилплощадь, чтобы разъехаться, не представлялось возможным.

Наверное, его заключение стало для всех нас облегчением. Шансом на нормальную жизнь. Без вечно снующих здесь подозрительных типов, дебошей и как к себе домой заглядывающей полиции.

Он не раз бил маму. Мне с Алинкой, старшей сестрой, тоже доставалось.

К счастью, сейчас она уже вышла замуж и съехала. Повторного кошмара больше не увидит. А вот что ждет меня, маму и еще двух сестер, теперь остается загадкой…

Какова вероятность, что он изменился? Сколько это в процентном соотношении? Уверена, сущий мизер.

— Чего застыли? Не рады батьке, куры, — он мерзко лыбится и толкает ногой дверь в гостиную, комнату, где сейчас спит мама.

Квартира у нас трехкомнатная. Но по площади очень маленькая, мне кажется, у многих двушки больше.

Пока он бросает свое барахло в кресло, мамуля крепко сжимает мою руку.

— В деревню за девочками со мной поедешь, — понижает голос, — одну я тебя с ним здесь не оставлю.

— Я у Леськи заночую, — тоже шепчу, — завтра на пары рано вставать, не хочу полночи трястись в поезде.

Мама кивает, и мы вместе наблюдаем, как папаша откупоривает бутылку.

— За возвращение?! — салютует и пьет прямо из горла.

Внутри зарождается тошнота. Я и так доверху переполнена ненавистью, еще не хватало, чтобы меня вывернуло здесь от отвращения.

…крепко обнимаю маму на вокзале и бегу на остановку, как только она садится в пригородный поезд. Уже завтра Лена и Катя будут дома. Их, как самых младших, на все лето отправляют к бабушке. В моем детстве было то же самое.

В голове сразу всплывает образ добротного деревянного дома и вишневых деревьев. Бабуля что тогда, что сейчас возится с внуками. Она у нас самая замечательная.

Перекинув ремешок сумки через плечо, иду на остановку. По пути покупаю рожок мороженого и еще минут пятнадцать тусуюсь в ожидании маршрутки.

Дорога до кафе, где меня ждет Бережная, занимает около получаса.

— Привет, — бросаю сумку на диванчик рядом с собой, — спасибо, что разрешила у тебя заночевать.

— Что за глупости, Есь? Я всегда тебе рада.

Леся улыбается в привычной ей манере, так по-доброму. Очень искренне и трепетно.

Мы с Бережной познакомились в том году, попали в одну группу. Сразу сдружились. Она первая ко мне подошла. Вся такая потерянная, скромная, но при этом до макушки упакованная в бренды. Нетипичная мажорка, так я ее прозвала.

Моя Олеся хорошая. Добрая, открытая, мне кажется, даже слишком…

— Спасибо. Не представляю, что бы без тебя делала.

— Поехали домой, — растирает ладони, постоянно оглядываясь по сторонам, — по дороге расскажешь про отца. Совсем все плохо, да?

— Честно говоря, даже называть его так не хочется, — опускаю взгляд, — отец…

— Все будет хорошо.

Подруга крепко стискивает мою руку и тянет прочь из этого места.

Пока я устраиваюсь на сиденье ее голубого кабриолета, Леся успевает подправить макияж.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Слушай, — пристегиваюсь, — Панкратов — сын мэра? Или просто однофамилец?

— Его самого. Самовлюбленный кретин он — этот Андрюша. Ума не приложу, как вообще мой Витася с ним дружит.

— Давно?

— Всегда. Они в одном классе учились, потом Андрюха в Москву перебрался. Сразу после школы. Редко сюда приезжает. А еще… у нас дома через дорогу друг от друга, — уточняет, но на меня не смотрит.