Когда длинноволосая красавица Марша получила приглашение с просьбой потолковать с постоянным представителем прокуратуры по особо важным делам, она поняла, что ей срочно требуется сменить имидж. Ведь если замешанная в вашингтонском скандале женщина предстает перед телекамерами, плохая прическа означает дурные новости.

— Она сотворила настоящее чудо с этой Маршей Робинсон.

— Скорее уж потрудилась на благо общества, — откликнулась Лейси, в свое время освещавшая чудесное преображение в колонке «Преступления против моды»: «Моя жизнь — сущий кошмар, но я никогда не выглядела лучше!»

Последнее достижение Энджелы Вудз в этом мире заключалось в успешной корректировке имиджа, превратившей нескладную, разлохмаченную кибер-шлюху в печальную, умудренную опытом деву с шелковистыми, уложенными феном локонами, воплощенную невинность с глазами газели, угнетенную нападками прессы, но державшуюся храбро и с достоинством. И Энджела по праву пожинала плоды внезапной известности. Ее интервью помещали в разделах «Образ жизни» многих местных газетенок рядом с подборками советов, как лучше всего выглядеть в беспощадном свете прессы. Как подытожила Лейси в своей колонке: «Укроти гриву, подчеркни глаза, держи губы накрашенными и сомкнутыми».

Бесценный совет для округа Колумбия.

В книге записи клиентов Энджи не осталось свободного места, и жаждущим приходилось неделями ждать желанного свидания с парикмахером. В «Стайлиттос» хранились все газетные вырезки, которые Стелла приклеивала скотчем на входную дверь салона. Однако и слава имела свои темные стороны, поскольку посеяла вражду в среде счастливой маленькой команды «Стайлиттос». И вот теперь внезапная смерть Энджи.

В размышления Лейси ворвался голос Стеллы:

— Ну как?

— Не могу же я написать, что ее убили. Где факты?

Разве что никто, кроме Стеллы, не прочитает статью.

— Расследование! Ты репортер. Репортеры на ТВ все время проводят журналистские расследования.

— Только не обозреватели мод.

— Ты будешь первой.

— Так я и разбежалась! Кстати, почему бы стилисту не стать детективом?

— Издеваешься? В таком прикиде? Кроме того, у меня полно работы, — возмутилась Стелла, выхватывая из сумки лак для волос, расческу и блондинистый парик. — Это для мамы Энджи. Прилетает сегодня вечером.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, Стелла.

На глазах Лейси выступили слезы. Пришлось потянуться за бумажным платком.

— Я ухитряюсь ладить со всеми матерями, кроме своей собственной, — вздохнула Стелла, принимаясь приводить труп в порядок для последнего появления на публике. — Кстати, Лейси, та колонка на прошлой неделе: «Никогда не надевайте розовое для дачи показаний перед постоянным представителем прокуратуры по особо важным делам» — просто супер. Увидимся на похоронах.

— Эй, я не сказала «да»! Похороны угнетают, и, кроме того, я едва ее знала. Стелла, ты меня слышишь?

— Можешь там и начать свое расследование. Киллеры всегда появляются на похоронах жертвы, разве не знаешь?

— Нет, Стелла. Я говорю «нет». Мне нечего надеть.

Существует старая журналистская мудрость: «Газетные боссы всегда стараются назначить слепого художественным критиком, глухого — музыкальным. Если же ты и глух, и слеп, быть тебе театральным критиком».

В соответствии с этой логикой обозреватель мод должен быть слеп, глух и одет в мешок из-под картофеля. Лейси искренне не понимала, за какие грехи ее сделали обозревателем мод — или антимод. Одевалась она стильно. Умела отличить клин от сборки и волан от складки. Мало того, к месту употребляла слова «рюш» и «плиссе». Честно говоря, она любила красивую одежду. Просто не желала об этом писать. Никто не видел, чтобы Розалинд Рассел из «Его девушка Пятница» плясала под дудку моды, хотя при этом выглядела и одевалась на миллион баксов. Нет, Розалинд Рассел надела лучший костюм, пошла и отыскала киллера. О-о, неудачный пример.

Лейси не претендовала на звание эксперта в области мод. Но жизнь никогда и ничего ей не дарила. Она видела, как друзья взлетают по лестнице успеха и приземляются на высоких и денежных должностях, в то время как ее так называемая карьерная дорога усеяна рытвинами и ухабами.

Наконец она снова вернулась в ОК после нескольких лет работы в самых занюханных газетенках Колорадо. Студенческие каникулы она проводила в ОК с любимой, теперь уже покойной теткой, вернее, двоюродной бабкой Мими. Эти каникулы дали ей ощущение настоящей свободы. И хотя потом она жила в маленьких городках запада, сердце всегда оставалось на востоке.

Теперь, в тридцать три года, она по-прежнему пыталась получить приличное место в приличной газете. Но вместо этого до сих пор переставляла слова в «Ай-стрит обсервер», совсем как официантка, швыряющая тарелки перед посетителем придорожной забегаловки. Вот уже три года.

«Ай», как предпочитали именовать газету сотрудники и кое-кто из конкурентов, была скандальной желтой газетенкой, чуть поприличнее таблоида. Ее редакция размещалась на Ай-стрит, между Шестнадцатой и Семнадцатой улицами, в выходящем на Фаррагат-сквер здании из стекла и гранита, под бдительным взглядом адмирала Дэвида Плевать-на-Мины Фаррагата[8], во всей его бронзовой славе. «Обсервер», как называли ее все остальные, действительно была ежедневной, претендующей на звание серьезной газетой с сердцем таблоида, отпрыск-мутант еженедельной альтернативной газеты и местного психа миллионера, помешанного на «Гражданине Кейне», но с тех пор благополучно скончавшегося.

Пробиться на самый верх газете не светило. Вашингтонцы с угнетающей лояльностью держались проверенной временем «Вашингтон пост». «Вашингтон таймс» тянула вправо, тратя бездонные золотые запасы мунитов[9], словно газетную бумагу. «Ай», не имевшая политических пристрастий, кроме весьма расплывчатого: «Выбросить мерзавцев ко всем чертям», выживала только благодаря присутствию духа несчастных сотрудников.

Самой популярной рубрикой газеты была «Ежедневные пробки», саркастический и точный прогноз уличного движения округа, который публиковался на первой странице, на самом видном месте. Новый издатель был убежден, что единственно важным предметом новостей в Вашингтоне может стать состояние дорог, парад, окольный путь или демонстрация, превращающие утреннее или вечернее путешествие на работу и с работы в чистый ад. Рубрики вроде «Ежедневных пробок» или «Преступлений против моды», к большой досаде Лейси, закрепляли за «Ай» своеобразную нишу на жестко конкурентном рынке прессы.