Он напоминал ей лешего, и если это деревня Лешаки, то точность названия деревни соответствует облику мужчин, которые были тоже с такими же колоритными бородами.

—Оливия Покровская. Направляюсь к сестре Палаше в деревню Лешаки, — ответила ему, мельком разглядывая толпу.

—Так это и есть деревня Лешаки. Я — староста. Демьяном кличут, — покряхтел он.

—Что же вы, Демьян, за порядком не смотрите? У вас тут разбойники озоруют на дороге, обоз весь положили, а вы чем занимаетесь? – её строгий взгляд перекочевал на его лицо.

Девушка даже не заметила, что её голос словно отчитывал старосту за нерадивость.

И при этом она успела посмотреть во двор, около которого разгорелся спор, где увидела возле сарая мальчишку с вилами в руках, не дающего подойти к нему. Рядом к нему жалась девчушка.

—Так они задолжали Филимону, вот и пришли за долгом, — отчитывался он ей, как будто Оливия была из проверяющего органа какого–нибудь важного министерства.

—Так это она — сестра Палашки, а вот её дети, — воскликнула одна из женщин, показывая на ребятишек.

—Любезный, вы разберитесь с обозом! Или вызовите кого–то, или сами хоронить будете, а то они лежат на дороге, как неприкаянные. Нехорошо это, не по–людски, — напомнила Оливия ему про трагедию, а то из-за выяснения её личности новость о разбойниках отошла на второй план.

—А как же долг? — произнёс Филимон, слыша голоса людей, которые поторапливали старосту.

—А с долгом мы завтра разберёмся, — решительно ответила на его вопрос Оливия.

—Правильно говорит деваха! Сначала надо разобраться с бедой, а долг не убежит. Девка вся в крови, не видишь? И еле на ногах стоит, — прокричала самая бойкая женщина.

Только сейчас у неё в голове промелькнуло, что, несмотря на её молодость, девушку внимательно выслушали и приступили к действию.

Потому что староста уже отдавал команды и все стали расходиться, а у ворот осталась она одна.

Во дворе дома на крыльце сидела старая заплаканная женщина, которая внимательно разглядывала её.

—Заходи, — проговорила она, поймав взгляд Оливии.

И, тяжело встав, зашла в деревянный дом, сложенный из брёвен, проконопаченный паклей. Раньше, насколько Оливия знала, такие дома назывались рубленными. Их можно было разобрать и перевезти на новое место, собрав уже там.

Мальчишка поставил вилы рядом с сараем, взял за руку девчушку и зашёл следом.

Поднявшись на крылечко с перилами, она отметила, что ступеньки скрипят, но ещё были в целости.

Войдя в сени, вернее, в небольшой коридор, Оливия увидела две двери. В одну вошла женщина, опираясь на палку, а вторая была закрыта.

Оливия вспомнила, что у таких домов сени должны быть большими: в них всегда располагались объёмные лари с припасами и даже отгораживали вместительные чуланы для хранения под замком особо ценного хозяйственного инвентаря и домашнего скарба.

И насколько она помнит, это помещение никогда не отапливалось.

Но, видно, здесь было немного другое строение дома, и, вероятно, вторая дверь и вела в такое хранилище.

Войдя следом за хозяйкой, девушка попала в большую комнату с небелёной печкой, задняя часть которой находилась в другой комнате, проём двери был закрыт занавеской.

Почти в центре стоял деревянный добротный стол, лавки вокруг него, — одна длинная, другая короче, полочки с различной глиняной посудой висели на стене.

Окно было занавешено белыми шторами, которые были раздвинуты, и солнечный свет озарял помещение.

В комнате царил мало–мальский порядок, но видно было, что его поддерживали с трудом.

Оливия подумала: что может сделать старая женщина, которая еле передвигает ногами, и дети, на вид семи и пяти лет?

—Садись, — предложила та, с трудом спускаясь на лавку.

—Иван, подай гостье попить! Видно же, умаялась она, — скомандовала женщина мальчику.

Тот подбежал к плите и налил травяной чай, ароматный запах которого сразу пропитал воздух, и девушка почувствовала, что горло совсем пересохло.

Оливия аккуратно взяла кружку, стараясь, чтобы из-за тремора рук не расплескалась жидкость.

Выпив чай, она прикрыла глаза и не заметила, как три пары глаз внимательно разглядывали её.

Девушке хотелось только одного — поспать и отдохнуть. Череда пронёсшихся событий вывели её из состояния покоя и, можно сказать, стабильности.

Чужое тело, чужой мир, всё чужое — ещё никак не воспринималось как реальность.

И казалось каким–то сном, — чужим, а она — сторонним наблюдателем.

«Время, мне нужно время», — пронеслось в голове.

—Иван, натопи мыльню,— распорядилась женщина.

—Умоешься, отдохнёшь, а потом поговорим, — решительный голос женщины не оставлял возможности с ней спорить.

Оливия и не хотела сейчас вступать в полемику: слишком девушка была вымотана дорогой и ослаблена от потери крови.

Она кивнула и прислонилась к стене, разглядывая женщину, которая даже не соизволила представиться.

«Да какая разница? Самое главное — не выгнала, а остальное всё потом», — заторможено думала она.

Прошло немного времени, и мальчик повёл её в мыльню. Пройдя двор, увидела стоящий за домом небольшой домик.

Внутри мыльни, в которую Оливия прошла через предбанник, примерно треть всего помещения занимала печь–каменка.

Внизу уже вовсю горел огонь, который нагревал положенные сверху камни, а также отапливал помещение.

Иван объяснил, что когда камни раскалятся, огонь надо погасить, а трубу закрыть заслонкой, и тогда можно попариться. Камни нужно поливать водой, чтобы образовывался пар.

Но ей сейчас было не до пара. Главное — смыть грязь да хорошо промыть волосы от крови.

Оставив ей мыльную субстанцию и два ведра воды, стоящих рядом с печкой и два других на камнях, он ушёл.

И сейчас она с интересом рассматривала, во что была одета. Сняв обувь и чулки, сшитые из мягкого материала, которые были чуть выше колен подвязаны лентой, стала снимать первое платье.

Верхнее платье было интересно сшито: без рукавов, с огромными вырезами по бокам. Этот вырез шёл от плеча до середины бедра.

Впоследствии девушка узнала, что это платье называется сюрко. Его можно оторачивать мехом, но в данный момент он был пошит из однотонного материала. Данное платье нужно было одевать в прохладную погоду.

Вторым одеянием было платье с рукавами и со спиральной шнуровкой. Дырочки под шнуровку обшиты вручную. В этом платье можно было ходить повседневно.

Чулки назывались шоссы, а вместе с чепчиком надевалась вуаль, кусочек полукруглой ткани, обработанный по краям, чтобы не сыпался и прикреплялся к голове булавками.

А если на улице было прохладно или просто хотелось для красоты, то за подбородком ещё и прямоугольный кусочек цеплялся. Фиксировали всё булавками к чепчику в районе висков.