связали пленника, соорудили волокуши и привязали его к ним. После этого двое из них впряглись в волокуши и довольно бодро потащили их. Когда первая пара устала, их сменили напарники. Так они и тащили по очереди землянина, а он боролся со слабостью и головокружением. Весь путь прошёл как в тумане. Деревья двоились и троились. Три раза его вывернуло наизнанку, и хорошо, что он успевал повернуть голову набок, а то мог бы захлебнуться. Хотя казалось, что и выворачивать нечем, ведь он довольно долго ничего не ел, о чём настойчиво напоминал желудок.

В свой лагерь дикари притащили пленника ближе к полудню. Близость их места обитания первым выдали ароматы помойки, причём в самом суровом её проявлении. Запахи испражнений перебивала вонь тухлятины. Кучками были навалены обглоданные кости, обрывки шкур и щепки.

В очередной раз расставшись с содержимым желудка, Жан прохрипел:

— О выгребных ямах вы явно не слышали, — его поразило, что сами аборигены не морщатся, хотя его от этой вони коробило.

Хотелось оказаться от этого места подальше. Гадили и мусорили дикари под каждым кустом, о чём недвусмысленно намекали следы их грязных дел. Помимо этого в округе не осталось хвороста и торчали остатки от молодых деревьев, которые были вырублены на древки копий. Сами древки сушились в тенечке.

Вторым признаком присутствия разумных стал дым, исходящий от костра. Возле огня сидел пожилой абориген в набедренной повязке и с накинутой на плечи серой шкурой неизвестного животного. Эта шкура знавала лучшие времена: вся истертая, местами рваная, часть шерсти клоками повылезала, а амбре кислого пота резало глаза при приближении к этому деду.

С жилищами местные жители не заморачивались. В центре вытоптанной поляны построен единственный шалаш, технология изготовления которого недалеко отошла от последнего строения Жана. Ветки, палки, дерн — вот и все материалы. Сделано всё тяп-ляп и не рухнуло только благодаря чуду. Внутри через проем на земле видны шкуры. Помещение небольшое, но судя по всему, спят там всем племенем, и то, скорее всего, только во время непогоды. В остальное время, как и сейчас, сидят на пеньках, шкурах или просто на земле.

Навстречу охотникам устремилось всё племя. До этого каждый был занят своим делом. Из тенька под раскидистым деревом, где сушились древки для копий, выбрался хромой мужчина с шрамом, который пересекал правую половину лица ото лба до щеки. Он щурился на правый глаз и передвигался, опираясь на палку. Левая нога у него искривлена, словно при открытом переломе, который неправильно сросся. В иной момент юный Кац ему бы посочувствовал, но видя на лице инвалида лишь хищный интерес, всё человеколюбие куда-то испарилось. Так смотрят не на гостя, а на запеченную индейку.

Заголосили женщины… скорее всего. В их половой принадлежности Жан не был уверен. От мужчин их отличало лишь хрупкое телосложение и небольшие бугорки на месте грудей. А так одеты аналогично мужчинам.

Детвора в возрасте от двух до восьми лет сверкала голыми телесами. Тут уже различие полов было заметно: есть висюлька — парень; нет — девушка… наверное, но это не точно. Всё же Кац не считал себя знатоком размножения ксеносов.

Всего в племени он насчитал двадцать восемь особей. Из них шесть охотников, инвалид, дед, две сморщенные старухи с с обвисшими ушами. Остальные женщины и дети примерно в одинаковой пропорции.

Заниматься любительской антропологией ему помешали радостные возгласы женщин. Те тыкали в него пальцами и смотрели с таким предвкушением, что не оставалось сомнений в каком качестве они его видят. А когда обрадованный дел стал подкидывать в огонь побольше дров, то и вовсе сомнения развеялись.

— Мамочки! — сглотнул Жан горькую и вязкую слюну. — Я же человек! Вы же не собираетесь меня съесть? Это же дикость! Так нельзя!

Его мнение никого не интересовало. Тот самый охотник, который его нашел, приближался к нему с ножом и стальным блеском в глазах. Откуда он взял нож — загадка с неизвестными данными. Но нож у него, что удивительно, был кремниевый.

В голове Каца не укладывались факты. Как может такое быть, что на копьях отличного качества стальные наконечники, при этом пользоваться кремниевым ножом. Впрочем, размышлять над странностями металлообработки аборигенов стало недосуг. Он в патовом положении: связан и привязан к волокуше, со сломанной ногой, проломленной головой, израненный, с температурой и безоружный. А вокруг почти три десятка голодных дикарей.

Дети радостно визжали и облизывались, что не добавляло к ним теплых чувств. Девушки принялись нарывать больших листьев, напоминающих пальмовые. Дедок активно ворошил угли и с предвкушением разглядывал пленника.

— А-А-А!

Округу огласил жуткий вопль землянина. Как оказалось, кремниевым ножом при умении легко вскрывается грудина. То, с каким хладнокровием это проделал охотник, напугало Жана больше, чем тот момент, когда он узрел своё сердце в его руке. На этом глаза перестали демонстрировать картинку…

* * *

— А-а-а!

Жан распахнул глаза и прекратил вопить. Ему было плохо, но не настолько, как мгновение назад. Красное светило ознаменовало полдень, при этом он с удивлением обнаружил, что вокруг никого нет, тело не покрыто порезами, а на груди отсутствует страшный разрез. Сердце исправно гоняет кровь по венам, а не зажато в окровавленной руке дикаре. Более того, ни вони тухлятины, ни запаха дыма — ничего подобного нет и в помине. Зато присутствует пустынная земляная возвышенность, с которой начался его путь в этом мире.

— Странно, — разглядывал он свою левую ногу, — и шина пропала. — Он нахмурился. — И перелом не вправлен. И… — ощупал он себя. — Рубашка целая и на теле… Но я же умер, а теперь жив. Так не бывает. Неужели весь этот кошмар мне приснился?

Чем больше он размышлял, тем сильнее уверял себя в том, что это всего лишь был страшный сон.

Пришлось повторить всё сначала: вправление кости, наложение шины, изготовление заменителей костылей.

— Говорила мне мама не ходить налево, — поковылял он в сторону восточной тропы. Та оказалась на месте, что заставило парня насторожиться. — Вещий сон… Точно! Это был вещий сон. Предупреждение свыше. А я не верил в эту мистическую муть. Нет, точно налево не пойду. Восток наше всё!

Новая тропа почти не отличалась от той, что «приснилась» парню. Но он шагал быстрее. Во-первых, хотел оказаться подальше от лагеря местных пигмеев. Во-вторых, сэкономил силы на разведке территории. В-третьих, быстрее приспособился к палкам-ковылялкам и меньше спотыкался.

В пути он наткнулся на куст с красными ягодами размером с крыжовник. Присмотревшись, заметил, что некоторые ягода поклеваны птицами, оттого решился их попробовать. Они оказались очень сладкими,