Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно высказать ему всё – и пусть катится ко всем чертям!
Я натянула куртку и вылетела на крыльцо.
– Ты! Придурок!
Дэниел стоял на ступеньках. Его глаза тоже были красными. В горле пересохло, и все слова куда-то делись.
Боже! Если не скажу сейчас, оно будет жечь меня всю оставшуюся жизнь.
– Я люблю тебя. И делай с этим, что хочешь, тупой придурок!
Всё! Всё. Свободна.
Я прошествовала мимо Дэна. И груз невысказанных чувств больше не давил на плечи.
Он поймал меня за руку.
– Куда пошла?
– Ты же молчишь. Что мне ещё остаётся? Только уйти в закат.
– В рассвет.
– Ага. В рассвет.
Глаза Дэниела смеялись.
Он вынул из кармана пальто конверт и протянул мне.
Я медленно распечатала его и обнаружила внутри открытку. Ту самую, исчёрканную. На которой читались всего два слова. Ты справишься.
Он всё-таки получил её.
Перед глазами мелькнул тот день. Дэниел уехал в Лондон – поступать вопреки воле отца в Академию кулинарного искусства. Мои мысли крутились только вокруг него. Скорее всего, он остановился у тёти, которая его безмерно любит.
Я извела 30 открыток, пока наконец на последней не осталось два слова. Красный почтовый ящик на углу манил и предостерегал. Как трудно было отправить их. За меня всё решила проходившая мимо сестра.
– Чего телишься! – она вырвала открытку из моих рук и бросила в щель.
Вылетевших слов, попавших в отлаженный механизм королевской почты, было не воротить. Все мои попытки не увенчались успехом.
Два месяца я бегала встречать почтальона, огрызалась на Ритины подколки и ждала письма. Потом поняла, что его не будет…
Дэниел сжал мою руку, вырвав из воспоминаний.
– Я съехал от тётки на следующий день после того, как получил её, – он кивнул на открытку. – Понял, что отец не оставит меня в покое. Поступить в тот же год не удалось, работал в забегаловках, барах, ресторанах, копил деньги два года, прежде чем получилось стать студентом. Ночевал где придётся, голодал… И всё это время твоя открытка поддерживала меня, не позволяла сдаться. Сейчас у меня сеть пекарен, признание. Я ехал в Ньюбери – осматривать новое здание, когда мы так внезапно столкнулись, – Дэниел улыбнулся. – В общем, я добился чего хотел. Но в один день, вернувшись в квартиру, понял, что в ней, как и в моей жизни, пусто. Мне чего-то не хватало – одной маленькой, настырной Белки. Никто не пихал меня локтём и не говорил, какой я придурок.
В моём сердце, оплетённом острыми шипами, распускался бутон.
– Ты же всё поняла, да? Поездка к отцу лишь повод.
Мне стало страшно, захотелось оттянуть его следующие слова.
– Вы опять поссорились?
– Уже помирились. Он пришёл ночью, и мы прообщались с ним и твоим отцом до утра. Завтра едем на озеро – на пикник, все вместе, как раньше. Рита с Фредом тоже будут. А мама захватит свой пирог. Поедешь?
– В качестве кого? – слова вырвались сами, без спросу.
– А ты как думаешь?
Дэниел улыбался. Хрупкий цветок в моей душе распустился и пах весной, солнцем и чистой радостью. Кажется, у меня появился любимый день в году.
Первый наш поцелуй превзошёл поцелуй наших машин раз в сто. Нет, в сто миллионов раз. Ведь после него все остались живы. И счастливы.
Мы стояли, обнявшись, смотрели, как на город падали снежинки, и этой зимой мне впервые было не холодно.