взглядом, словно спрашивая, наливать еще или нет. Молодые пить больше не захотели. Валера — тоже, сославшись на свои шоферские обязанности. Поэтому вторую бутылку «Бордолино» допили мы с Геной. Он все время поглядывал за ограду, да и я украдкой бросал туда взгляд.

Женщина, действительно, была хороша: темные, забранные в пучок волосы, гибкое загорелое тело, красивые ноги, а, главное, улыбчивое, выразительное лицо с большими живыми глазами. Теперь она оказалась совсем рядом. Переносила тонкий шланг, зажав его конец пальцем. Вода под большим напором брызгала из него, как из лейки. Разворачиваясь, соседка обдала тонкой струей нас и снова звонко рассмеялась. И тут же, немного рисуясь, сказала:

— Ой, простите, пожалуйста.

Гена слегка смутился, но поспешил ее успокоить:

— За что? Это вам спасибо… Может быть с нами на шашлычки? — Он показал рукой на стол.

— Да нет, — засмеялась соседка. — Как-нибудь в следующий раз… — Она потянула шланг к дому, намереваясь полить аккуратно подстриженную поляну.

— Вот же черт, — сказал Валера, не сводя взгляда с соседки, и стукнул себя ладонью по лбу. — У Ольги сегодня день рождения, а я ее забыл поздравить. В понедельник будет неудобно.

— У какой Ольги? — спросил я, увидев, что Валеру искренне расстроила его забывчивость.

— У моей старшей медсестры.

— В понедельник подаришь ей цветы и она все простит, — сказал Гена. — Цветы искупают перед женщинами все грехи.

— Да нет, — качнул головой Валера. — Придется заехать.

Он снова бросил взгляд за ограду, за которой женщина, поливая газон, время от времени с любопытством поглядывала на нас.

Гена объяснил, что видит ее впервые. Дачу недавно продали и с новыми хозяевами он еще не познакомился. Слышал только, что дачу купил какой-то высокий чин из МВД. Выходит, это его жена.

Вскоре женщина скрылась в доме, Андрей со своей прелестной подружкой пошли погулять по лесу. Мы остались одни своей мужской компанией. Но наше настроение стало совсем другим.

Не знаю, кто первым сказал, что красивее женщины Богу не удалось сотворить ничего, но это правда. Любой мужчина, увидев перед собой красивую женщину, обязательно обернется, когда она пройдет мимо. На женскую красоту нельзя не обратить внимания. Ничего совершеннее в природе нет.

С уходом женщин мы ощутили в душе странную пустоту. Застолье превращалось в грубую, примитивную выпивку. Они унесли атмосферу, которая придавала ей смысл. Уж лучше бы соседка продолжала ходить по своей ограде.

Гена протянул руку, сорвал с ветки зеленое яблоко, откусил и сморщился, скривив лицо.

— Ты еще долго пробудешь в Москве? — обратился он ко мне, и посмотрел на яблоко, которое не знал куда деть.

— Все зависит от редактора, — ответил я. — А что?

— Что за книжку ты написал? — спросил Валера, повернувшись ко мне. — О чем она?

— О том, о чем писали тысячу лет до меня. О чести, достоинстве. О любви. О том, ради чего дается человеку жизнь. Книжку не перескажешь.

— Я тоже хотел бы написать роман, — мечтательно сказал Валера, сорвав травинку и воткнув ее между зубов. — Такой, чтобы его все захотели прочитать.

Гена выбросил кислое яблоко в траву и неожиданно произнес:

— Нет, мужики, что хотите, а без баб скучно, — и бросил взгляд в сторону соседской дачи.

— Надо же, как она испортила настроение, — заметил Валера.

— Не испортила, а приподняла, — поправил я.

— Такое соседство не легко выдержать, — тяжело вздохнув, произнес Гена и снова посмотрел на дверь, за которой скрылась новая хозяйка дачи. Потом перевел глаза на бутылку и произнес, не обращаясь ни к кому:

— А может нам присоединиться к какой-нибудь компании?

Я пропустил его слова мимо ушей и сказал, обращаясь к Валере:

— Хорошие романы можно пересчитать по пальцам.

— Ну это ты чересчур, — не согласился Валера. — Но то, что хороший роман написать трудно, это правда.

— Нет, мужики, давайте-ка о другом, — опять прервал нас Гена. Он положил руку Валере на плечо: — Так ты говоришь, что у твоей медсестры день рождения?

— Ну и что? — сказал Валера, насторожившись.

— Она красивая? — Гена повел глазами в сторону соседской дачи.

— Даже красивее, — сказал Валера, проследив за его взглядом.

— Да ты что? — невольно вырвалось у меня.

— А у тебя-то что глазки забегали? — удивился Валера, освобождая плечо от Гениной руки.

— Едем к твоей медсестре, — сказал Гена тоном, каким обычно заканчивают долго затянувшееся обсуждение.

— Ты серьезно? — Валера даже отступил в сторону, чтобы получше рассмотреть приятеля. — Как же ты себе это представляешь? Я вас привезу, заведу в общежитие и скажу: девочки, обслужите вот этих пациентов?

— Ну зачем так грубо? — досадливо сморщился Гена. — Ты же знаешь, мы с Иваном интеллигентные люди. Нам нужен не секс, а общение. Вот она ушла, — Гена кивнул в сторону соседки, — и мы оказались, как три казанских сироты. Ты нас привези к своим медсестрам как бы случайно, спроси, нет ли у них чистого стаканчика, а все остальное мы сделаем сами.

— Я бы выпил кофейку, — сказал Валера, нервно вздохнув. Он уже не мог скрыть явного беспокойства.

— Сходи в дом и включи кипятильник. — Гена показал рукой на приоткрытую дверь. — Кофе в шкафу. А мы с Иваном выпьем еще вина.

— Вам не принести? — спросил Валера.

— Мы сделаем себе кофе сами.

Валера пошел в дом, а Гена налил вина себе и мне. За долгие годы знакомства я хорошо изучил его. Он был из тех людей, которые если работали, то до одурения, а если отдыхали, то так, чтобы вместе с ними гуляла вся деревня. Я чувствовал, что Гене потребовался кураж в самом хорошем смысле этого слова. Ему надоели серьезные разговоры и захотелось в компанию, о которой он мог бы сказать, как это сделал классик: «И все бы слушал этот лепет, все б эти ножки целовал». Откровенно говоря, я тоже не имел ничего против такой компании. Хмель уже ударил Гене в голову, он слегка качнулся и сказал:

— У Валерки же целое общежитие медсестер. Я не знаю, чего он так артачится.

— Не принял всерьез, — сказал я. — Да и уважаемый он человек — все таки профессор, доктор наук. А мы предлагаем ему организовать в собственном общежитии бордель.

— Ничего ты не понимаешь, Иван. — Гена отпил глоток вина и поставил стакан на стол. — Праздник надо устраивать, когда этого просит душа. Валерка слишком рационален. А жизнь нельзя разложить по полочкам. Она непредсказуема. Я правильно говорю? — обратился он к Валере, который появился в дверях дома с чашкой в руке.

— Я не знаю, о чем вы тут беседовали. — Валера подошел к нам и поставил на стол чашку, от которой поднимался приятный