оказался великолепный кипрский мускат и мы разорились на четыре бутылки. Гена достал две из них и поставил на стол. Девчонки завизжали от восторга и захлопали в ладоши. Я сел между именинницей и еще одной медсестрой, как раз напротив усатого парня. Только сейчас до меня дошло, что он и есть брат Ольги. Как я понял, она была единственной из медсестер, кого знал Валера. Ольга усадила его рядом с собой.

Гена по-хозяйски взял со стола бутылку водки, спросил: «Кому?» — и налил всем. Валера прикрыл рукой стакан, который ему поставила Ольга, но Гена так зыркнул на него, что он убрал ладонь. Застолье пошло своим чередом. Мужики налегали на водку, я после первой рюмки — на вино. Я вообще не люблю крепкие напитки. Гена это знал и не делал попытки оказать давление.

Сладкий мускат пился приятно, но вскоре от него зашумело в голове. Я откинулся на спинку стула и начал внимательно рассматривать женщин, пытаясь определить, кто же из них, по словам Валеры, походит на Генину соседку по даче. Но таких здесь не было. Как грубовато говорил при виде большой женской компании Гена, переспать есть с кем, а полюбить некого. «Так и останусь не обласканным», — подумал я. В любви мне фатально не везло. Недаром из нас троих только я остался не женатым. Но тут же решил: внимание дамам оказать все же надо. Их вон сколько и все смотрят на нас.

Я видел, что соседка справа почти не пьет. Она вообще выглядела в этой компании немного странной. В комнате было тепло, но она сидела в толстом мохнатом длинном свитере, из-под которого выглядывала узкая полоска черной юбки.

— Как вас зовут? — спросил я и попытался налить ей вина.

Она отодвинула стакан и, не повернувшись ко мне, ответила:

— А разве это важно?

— Для посторонних нет, — сказал я. — Но мы же в одной компании и даже сидим рядом.

— Ну так пересядьте подальше. — Она отодвинула свой стул, чтобы между нами образовалось пространство.

Я посмотрел на девушку. У нее было красивое бледное лицо. Большие серые глаза, длинные черные ресницы и аккуратный тонкий нос, классический, как на полотнах лучших русских портретистов. Но на этом красивом лице не было веселья. Можно было подумать, что девушка только что вернулась с похорон и чужая радость ей совершенно не понятна.

Я понял, что ей не до меня и повернулся к имениннице, надеясь, что та обойдется со мной приветливее. Именинница пододвинула свой стакан, я налил ей вина и мы выпили.

— Итак, она звалась Татьяной, — произнес я и слегка приобнял именинницу за талию. Она не отстранилась.

— Это хорошо, что вы зашли, — сказала Татьяна. — Без вас здесь было скучно.

— Одна уже совсем скисла, — я кивнул в сторону соседки справа.

— Не трогайте ее, — сказала Татьяна. — У нее своя печаль. Может лучше потанцуем?

— А где музыка? — спросил я, обводя комнату взглядом. Магнитофона в ней не было.

— Это мы организуем. — Татьяна повернулась к Ольге и попросила: — Сыграй нам что-нибудь.

Мордашка с нарисованными глазами нырнула в шкаф и достала аккордеон. Ольга поставила его на колени, накинула на плечо ремень, дотронулась двумя пальцами до клавиш и по комнате полилась мелодия. Татьяна взяла меня за локоть, потащила из-за стола. Соседка справа внимательно посмотрела на меня, подняв большие серые глаза. Мне сразу же захотелось утонуть в них и я опустил голову. Мы вышли с Татьяной на середину комнаты и провальсировали несколько па.

— Не спешите, — сказала Татьяна. — Музыке надо отдаваться душой. Это такое же наслаждение, как и все остальное.

— И часто вы устраиваете такие наслаждения? — спросил я.

— Дни рождения отмечаем все. Это святое. — Татьяна засмеялась, откинув голову и заставляя меня кружиться быстрее.

— Даже той буке, которая сидит рядом со мной? — попытался я разыграть обиду.

— Ее, между прочим, зовут Маша. Она очень хорошая медсестра и самая начитанная из нас.

— Тогда бы ей лучше сидеть в библиотеке, — сказал я.

— Чего вы к ней пристали? — Татьяна сделала слегка обиженное лицо. — Сидит девочка за столом и пусть сидит. А настроение — это ее личное дело.

— С чего вы взяли, что я не даю ей покоя? Я с ней даже не разговаривал. Просто спросил, как звать, она не ответила.

— Значит на то есть какая-то причина.

— Какая?

— Спросите у нее сами.

— Она опять не ответит.

— Ой, ну почему вы ко мне с этим пристаете? Спросите лучше о чем-нибудь другом.

— Вы кого-нибудь любите?

— Конечно. Разве можно без этого?

— Одного или нескольких?

— Вам это интересно?

— Само собой, особенно, если я могу войти в их число.

— Вы очень милый человек, но я другому отдана и буду век ему верна. — Она снова засмеялась.

— Тогда давайте выпьем.

— Вы настаиваете?

— Только предлагаю.

Она сосредоточенно посмотрела вверх, немного выпятив красивую нижнюю губу, опустила голову и сказала таким тоном, будто у нее просили руки:

— Я согласна.

Мы остановились и пошли к столу. Гена, вышедший в круг вслед за мной, продолжал танцевать с мордашкой, которая изо всех сил пыталась кружить его, но он только топтался на месте, неловко переступая ногами и задевая локтями другие пары. Маша сидела за столом, похожая в своем толстом сером свитере на нахохлившегося воробья. Она о чем-то сосредоточенно думала, отрешенно потирая большим пальцем ручку вилки, которую держала в руке. Ее лицо показалось мне еще красивее, чем минуту назад. Оно невольно притягивало к себе взгляд. Я налил вина Татьяне и себе и, повернувшись к Маше, спросил:

— Выпьете с нами?

Она скользнула взглядом мимо меня, встала и вышла из-за стола. Я чокнулся с Татьяной, отпил глоток муската и поставил рюмку на стол. Валера, все так же сидевший рядом с Ольгой и слушавший музыку, подмигнул мне, давая понять, что одобряет мои действия. Его неловкость прошла и он немного оттаял.

Я улыбнулся краешком губ и посмотрел на Татьяну. Ее щеки, разогретые вином или вальсом, пылали, глаза искрились, с лица не сходила улыбка. Ей было хорошо, как и положено имениннице, и я снова пригласил ее на танец.

Когда я положил руку ей на талию, она прижалась ко мне и я сквозь рубашку ощутил упершиеся в меня горячие упругие груди. Эта физическая близость женщины подняла в сердце теплую волну нежности и я закружился в вальсе, еще теснее прижимая Татьяну к себе. Она не отстранялась и я не знал, хорошо ли ей на самом деле или она специально подыгрывает мне. Я был благодарен Гене