Диана закрыла глаза и по её щекам потекли слёзы. Тихие, едва заметные, ставшие за 2 года привычкой, образом жизни.

— Девочка, — мама всегда разрешала ей плакать.

— Я пойду, мам. Я хочу быть рядом с ним, хорошо?

— Конечно-конечно… Ты только звони… и папе звони, хорошо?

— Хорошо, люблю тебя.

— И я тебя люблю, люблю, моя девочка.

Диана выключила телефон, и её руки безвольно опустились. Она сползла по стене и села на холодный пол.

В квартире было тихо, и только часы в гостиной мерно тикали. В электронных рамках, расставленных по многочисленным полкам, сменяли друг друга фотографии Дианы с Колей. За 3 года они сделали, кажется, миллион фотографий. Всё торопились, а Диана ужасно боялась что-то упустить.

С самого детства она вела дневники, записывала всё происходящее. Все события и мысли казались ей важными, и она верила, что однажды сядет и перечитает их, захочет вспомнить.

Перестала писать она полгода назад в день, который ей не хотелось запоминать. И хоть та зима не осталась в её блокнотах, она, как назло, вцепилась в память, словно клещами. До того дня Диана любила и верила в чудеса, после — только любила. Ещё сильнее.

Девушка посмотрела на фотографию в рамке: маленький мальчик в оранжевой кепке трогает за нос дельфина. Как бы Диана не была против зоопарков и передвижных дельфинариев, эта фотография ей очень нравилась. И оранжевая кепка, и сосульки мокрых русых волос, выбивающихся из-под неё, и то, как крепко мальчик держит за руку счастливого мужчину в смешной футболке со «Смешариками». В тот день Коля повёл сына в дельфинарий, а Диана осталась дома, потому что не любит все эти зоопарки и передвижные дельфинарии. И теперь она бы отдала всё на свете, чтобы вернуть тот день.

В огромной квартире тишина ощущается острее обычного. Диана встала, поправила обувницу возле входной двери и заметила маленькие тёмно-синие ботинки, одиноко стоящие на придверном коврике.

Девушка удручённо потёрла глаза. Коля всё-таки разрешил сыну надеть кроссовки. Только вот весна в этом году поздняя, и для них ещё слишком холодно.

***

Мужчина подошёл к шкафу-купе и посмотрел на себя в зеркало. На днях ему должно будет исполниться 40 лет, и он ненароком каждый день подводил итоги. Правда начал он это делать 3 года назад, в том раздражающе белом кабинете врача, и теперь это просто стало привычкой.

Он провёл рукой по коже головы, потеребил ниточки мышц — жалкое напоминание о былом теле мечты — и открыл шкаф в поисках рубашки. Николай недолюбливал этот предмет мужского гардероба, но так было проще всего спрятать подключичный катетер, который вызывал в окружающих жалость, а в Коле — бешенство. Из подходящего на вешалках осталась только цветная рубашка свободного кроя, потому что остальные вещи помощница по дому забрала в химчистку.

Николай глубоко вздохнул и натянул на себя рубашку, которая так не нравилась его жене. Ну что ж, сегодня ей придётся потерпеть. Мужчина провёл рукой по ткани и ещё раз посмотрел в зеркало: последний раз он носил эту рубашку лет 10 назад, и теперь она была ему на несколько размеров больше. Николай нащупал под грудью рёбра, подсунул под них ладонь, вдохнул. Как здорово, что когда-то он не согласился избавиться от этой вещи, теперь она очень умело скрывала его худобу и, кажется, даже делала бледное лицо чуть румянее.

Хорошее это было время. 10 лет назад. Самое лучшее.

В дверь постучали, и он взял свои слова обратно.

Диана остановилась на пороге, продолжая держаться за прохладную дверную ручку. На ней была бежевая водолазка с высоким воротом и чёрные джинсы, в которые, подумал Коля, могла поместиться ещё пара человек.

Он смотрел на неё, она — на него.

— Не лучший выбор, — наконец, произнесла девушка, кивком головы указав на рубашку, и голос её дрогнул.

Она никогда не скрывала слёзы. «Не умеет», — с осуждением говорили медсёстры, но Коля знал, что просто не хочет. Никогда прежде он не встречал такого честного человека.

— Согласен, — он оценивающе посмотрел на себя в зеркало и пожал угловатыми плечами.

И тогда Диана, наконец, отпустила дверную ручку, пересекла комнату, раздвинула шторы, резко распахнула окно, подошла к мужчине и остановилась так близко, что у Коли замерло дыхание.

— Почему бы тебе не надеть футболку. Обычную, обычную футболку, которых у тебя полный шкаф, — она смотрела на него одновременно строго и нежно, пока её тонкие пальцы управлялись с мелкими пуговицами.

Её ладонь остановилась возле ворота, и Коля виновато покосился на тонкую пластиковую трубочку катетера. Диана глубоко вздохнула и закатила глаза.

— Сколько можно прятаться? Это пока часть тебя. Это то, что сейчас тебе помогает, Коля! Это означает, что ты борешься! Об этом важно говорить!

— Это меня убивает!

Он резко сбросил руки девушки со своей груди и посмотрел на неё гневным неразборчивым взглядом. В висках пульсировало отчаяние, чувство вины и ненависть.

— БОЛЕЗНЬ! — бросил он Диане, больше не находя в себе сил видеть эти заплаканные глаза. — Вот, что означает эта чёртова трубка! Вот. Что. Она. Означает.

Николай обхватил катетер и с силой дёрнул, и тут же тело пронзила невыносимая боль. Диана стояла напротив него, не двигаясь, еле дыша, и только сердце билось где-то в горле глухими ударами ответного страдания. Врач предупреждал её, что такое может случиться. Она была готова.

Девушка быстро подошла к прикроватной тумбочке, открыла ящик и достала из аптечки гемостатическую губку, пользоваться которой её научила коллега — медсестра в реанимации.

Коля сидел на кровати, прижимая катетер дрожащей рукой. Его грудь вздымалась под цветной рубашкой, которая так не нравилась его жене, и он боялся думать о том, что наделал. На брюки капала кровь, но чтобы что-то исправить нужны были силы, которых у него не было.

— Я всё сделаю, — девушка убрала его руку и приложила губку к месту, где раньше был катетер.

Кожу на месте швов саднило, и Коля отвернулся к стене. Диана закрепила повязку и присела рядом.

— Можно ещё приложить холод.

Не поворачиваясь, Николай покачал головой. В горле застряли слёзы и слова благодарности. В отличие от Дианы он хотел скрыть и то, и другое, чтобы передать хотя бы часть той боли, что так несправедливо досталась ему одному. Чтобы жить дальше.

Девушка молча кивнула. Хотела дотронуться до него, но не стала. Если для жизни ему нужно делать больно ей, то она готова. Готова на всё, лишь бы он жил.

В квартире раздался звук домофона, и