Но фары все еще освещали его, и Штуммер увидел, как животное прыгало, вместо того чтобы бежать, скакало то вправо, то влево, иног– да касаясь земли только одной ногой, прежде чем прыгнуть и повернуть в другую сторону.

Сердце в груди Штуммера упало.

Оно знает, понял он. Это животное знает…

Он прошептал:

– Мы на минном по…

И тут левое переднее колесо наскочило на мину, и взрыв вышвырнул тело майора Штуммера из броневика как окровавленную куклу. Левое за– днее колесо сдетонировало другую мину, а разодранная масса правого переднего колеса задела о третью. Бронированный автомобиль треснул, бензин воспламенился и растекся, а в следующую секунду броневик нака– тился еще на одну мину, и не осталось ничего, кроме очага красного пламени и покореженного металла, взлетевшего в небеса.

Впереди в шестидесяти ярдах волк остановился и посмотрел назад. Мгновение он наблюдал пламя, в его зеленых глазах светился отблеск разрушения, затем он резко отвернулся и продолжил петлять через мин– ное поле в сторону безопасности на востоке.

Он скоро уже должен появиться. Графиня чувствовала себя такой же возбужденной, как школьница перед первым свиданием. Больше года про– шло с тех пор, как она видела его в последний раз. Где он был все это время, что он делал – она не знала. И не хотела знать. Это было не ее дело. Все, что ей сказали, это то, что ему необходимо убежище и что служба использует его для опасного задания. Знать больше было небезо– пасно. Она сидела перед овальным зеркалом в окрашенной в лавандовый цвет туалетной комнате, золотые огоньки Каира мерцали сквозь стеклян– ную дверь, ведущую на террасу. Графиня тщательно красила помадой гу– бы. Ночной бриз доносил до нее запахи корицы и муската, и внизу во дворе мягко шептались пальмовые листья. Она почувствовала, что дро– жит, и положила помаду, пока не успела испортить линию губ. Я не дев– ственница с влажными глазками, сказала она себе с некоторым сожалени– ем. Но вероятно, это тоже было частью его магии; он явно заставил ее почувствовать в прошлый его приезд сюда, что она – начинающая в школе любви. Вероятно, размышляла она, я так возбуждена потому, что за все это время – и через череду так называемых любовников – я не ощущала прикосновение так, как его, и я жаждала его.

Она понимала, что она относится к разряду женщин, от которых нужно держаться подальше, как однажды ей сказала мать, тогда в Герма– нии, до того как безумный маньяк устроил стране промывание мозгов. Но это тоже было неотъемлемой частью жизни, и опасность оживляла ее. Лучше жить, чем существовать, думала она. Кто это ей так говорил? О, да. Говорил он.

Она провела гребнем слоновой кости по белокурым, причесанным под Риту Хэйворт волосам, которые пышно и мягко ложились на плечи. Ей по– счастливилось иметь красивое тело, высокие скулы, светло-карие глаза и изящную фигуру. Здесь ей следить за фигурой было нетрудно, потому что египетская кухня ей не слишком нравилась. Она владельцем конт– рольного пакета в каирской ежедневной газете, выходившей на англий– ском языке. Позднее она и сама с большим интересом читала свою газе– ту, когда Роммель стал продвигаться к Нилу и британцы храбро сража– лись, чтобы остановить натиск нацистов. Вчерашний заголовок гласил: «Роммель был вынужден остановиться».

Война будет продолжаться, но оказалось, что, по крайней мере в этом месяце, Гитлеру не будут салютовать восточнее Эль-Элемейна.

Она услышала мягкое фырканье двигателя роллс-ройсовской модели «Серебряная тень», когда лимузин подкатил к парадной двери, и сердце у нее екнуло. Она посылала шофера привезти его, следуя инструкциям, данным ей в отеле «Шефердс». Он не останавливался там, он был на ка– ком-то собрании, называвшемся, как она поняла, «дебрифингом». Отель «Шефердс», с его хорошо известным вестибюлем с плетеными креслами и восточными коврами, был полон уставшими от сражений британскими офи– церами, пьяными журналистами, мусульманскими головорезами и, конечно, глазами и ушами «нации». Ее особняк в восточном пригороде был для не– го более безопасным местом, чем открытый для всех отель. И значитель– но более удобным.

Графиня Маргерит встала из-за туалетного столика. Позади нее стояла ширма, украшенная голубыми и золотыми павлинами, она сняла светло-зеленое цвета морской волны платье, висевшее на ней, набросила на себя и застегнулась. Еще один взгляд на прическу и макияж, немного свежего аромата «Шанели» на белую шею, и она готова. Но нет, не со– всем. Она решила расстегнуть главную пуговичку, так, чтобы высвобо– дить упругость грудей. Затем ступила ножками в сандалии и стала ждать, когда Александр войдет в туалетную комнату.

Он вошел примерно еще через три минуты. Дворецкий мягко постучал в дверь, и она сказала:

– Да?

– Мистер Галатин прибыл, графиня,– голос Александра был по-анг– лийски чопорным.

– Скажите ему, что я незамедлительно спущусь.

Она прислушалась к шагам Александра в коридоре по выложенному тиковым паркетом полу. Ей не очень-то хотелось, чтобы он видел, как она спустится вниз, не заставляя гостя подождать ее, что было частью игры между леди и джентльменами. Поэтому она выждала еще три-четыре минуты и затем, сделав глубокий вдох, покинула неспешным шагом туа– летную комнату.

Она прошла по коридору, увешанному коллекцией лат, копий, мечей и другого средневекового оружия. Они принадлежали прежнему владельцу дома, сочувствовавшему Гитлеру и сбежавшему из страны, когда еще в 1940 году итальянцы были выбиты О'Коннером. Она не очень понимала в оружии, но рыцари, казалось, гармонировали с тиком и дубом дома, и, как бы то ни было, они представляли собой ценность и давали ей ощуще– ние, будто ее охраняли днем и ночью. Она подошла к широкой лестнице с перилами из резного дуба и спустилась на первый этаж. Двери в гости– ную были закрыты, и там, как она инструктировала Александра, находил– ся он. Она постояла несколько секунд, чтобы собраться с силами, под– несла ладонь ко рту, чтобы уловить запах своего дыхания – мятный, слава Богу,– а затем открыла дверь, порозовев от волнения.

Серебряные канделябры горели на низких полированных столиках. В камине трепетало небольшое пламя, потому что после полуночи легкий ветерок из пустыни становился прохладным. Пламя отражалось от хру– стальных бокалов и бутылок с водкой и виски и мерцало на узорной бу– тыли с вином у стены, отделанной украшениями из алебастра. Ковер мер– цал переплетенными оранжевыми и серыми фигурами, на каминной полке часы показывали около девяти.

А вот и он, сидит в плетеном кресле, скрестив ноги, тело его от– дыхает, как будто ему принадлежит место, им занимаемое, и он гаранти– рован от какого-либо вторжения. Он задумчиво рассматривал охотничьи трофеи, размещенные на стене над камином.

Но вдруг его глаза остановились на ней, и он встал с кресла с изящной грацией.

– Маргерит,– произнес он и подал ей красные розы, которые держал в руках.

– О… Майкл! Они прекрасны!

Голос у нее был слегка хрипловатый, с великолепной певучестью северо-германских равнин.