Ректоры с самого начала во всем поддерживали друг друга, обе посетили Кембридж, чтобы набраться мудрости у мисс Дэвис и мисс Клаф (которые к тому времени, преодолев разногласия, тоже выступали единым фронтом), но не собирались в точности копировать кембриджский опыт.

Оба колледжа расположились на некотором расстоянии от центра Оксфорда — Леди-Маргарет-Холл чуть дальше, на взятых в долгосрочную аренду землях колледжа Сент-Джонс, среди садов, прямо у реки Черуэлл; Сомервиль чуть ближе, на территории Уолтон-Хауса, который тоже принадлежал Сент-Джонсу (позже его удалось выкупить). Денег у первых колледжей было совсем мало, так что обставляли помещения всем миром — друзья и единомышленники присылали мебель, ковры, картины и т. д.

Неясно было, удастся ли набрать студенток. Несмотря на то, что оплата была очень скромной в сравнении с мужскими колледжами, сама идея тратить деньги на образование дочерей была в то время довольно непопулярной. Считалось, что таким образом семья обделяет сыновей, которым предстоит зарабатывать себе на хлеб, что для женщины образование — лишь игрушка, причем вредная, которая, возможно, помешает ей выйти замуж и устроить свою жизнь. Перед образованной женщиной и впрямь не открывалось никаких радужных перспектив, хотя она и могла обеспечить себе заработок преподаванием. Кроме того, затея казалась рискованной и сомнительной — не повредит ли университетская среда девичьей скромности? Мисс Вордсворт, приводя в порядок помещения колледжа, жаловалась, что чувствует себя «как лысый, который на всякий случай носит с собой расческу».

Тут снова большую роль сыграли мисс Басс, мисс Бил и другие директрисы передовых школ, которые без устали убеждали родителей своих лучших учениц в необходимости дальнейшего образования.

В 1879 году Леди-Маргарет-Холл набрал девять студенток, а Сомервиль — двенадцать. Два маленьких, плохо оснащенных корабля пустились в дерзкое и опасное плаванье.

С самого начала своего существования женские колледжи столкнулись с весьма скептическим, а порой и откровенно враждебным отношением со стороны «широкой общественности». Многие газеты и журналы публиковали карикатуры и разного рода юмористические скетчи, изображающие ужасы женской учености. К примеру, сатирический журнал «Панч» в 1883 году напечатал изображение «магистерши искусств» со скорпионьим жалом, торчащим из-под академической мантии, а в 1888 году разразился целой серией картинок, на которых девушки-студентки отвлекают от занятий молодых людей. Интересно, что карикатуристы щедро награждали женщин мантиями и учеными званиями задолго до того, как университеты оказали им эту честь. Возможно, вид женщины в мантии казался художникам особенно гротескным.

В 1884 году знаменитые авторы комических опер Гилберт и Салливан написали пародию на уже упоминавшуюся поэму Теннисона под названием «Принцесса Ида» — бойкие арии, высмеивающие студенток, быстро приобрели популярность.

Открылся женский колледж! Какой безумный бред!

Зачем учить прелестниц тому, что им во вред?

Опасения скептиков были чрезвычайно противоречивы. Девушки станут «синими чулками», утратят все свои женские качества и превратятся в неопрятные пугала. Девушки будут носить легкомысленные наряды и отвлекать студентов. Девушки никогда не выйдут замуж. Девушки станут выходить замуж за тьюторов. Они не смогут учиться, потому что не способны к наукам. Они вытеснят мужчин из всех сфер жизни. Громче всего звучал аргумент о противоестественности «смены ролей» — многие журналы печатали стихотворения и эссе, призывающие женщин оставаться женщинами.

Магистерша искусств.

«Панч», 1883 г.

Почтенная мисс Вордсворт с ее светским лоском и величественная мисс Шоу-Лефевр, словно сошедшая с картины Гейнсборо, должны были, казалось, одним своим видом усмирить все опасения разом. И мисс Вордсворт, и мисс Шоу-Лефевр вводили своих воспитанниц в оксфордское светское общество — девушки поочередно посещали обеды и чаепития в сопровождении наставниц. Студенткам предписывалось соблюдать опрятность, но не одеваться слишком нарядно. Им надлежало иметь безукоризненные манеры, избегая как чрезмерной застенчивости, так и чрезмерной бойкости. И ни при каких условиях нельзя было привлекать к себе излишнее внимание окружающих. Известен случай, когда мисс Шоу-Лефевр попросила одну из студенток сменить шляпку. «Но ведь она мне к лицу!» — возразила та. «Даже слишком», — был ответ.

Мисс Шоу-Лефевр удалось приручить даже такого убежденного врага женского образования, как Джон Рескин. Забыв свою неприязнь к «шляпкам», он с удовольствием навещал Сомервиль и вел беседы с ректором, радуясь, что почтенный возраст позволяет ему «запросто приходить на чай и смотреть, как девочки играют в мяч». Рескин преподнес колледжу несколько ценных подарков — собрание собственных сочинений (19 томов в синем сафьяне), картины, геологические образцы и сапфиры, которые позже были вправлены в колье и стали частью парадного облачения ректора.

Условия жизни в женских колледжах были не просто скромными, а прямо-таки спартанскими. Все первые студентки вспоминают сквозняки, отсутствие горячей воды, скудную пищу и строжайшие правила. В Сомервиле на семерых студенток приходилась одна ванная комната, которая одновременно служила спальней служанке (служанок с самого начала по оксфордскому обычаю называли «скаутами»). Девушки не имели права покидать колледж без разрешения, на занятия они ходили группами и непременно в сопровождении «дуэньи». «Дуэньи» специально нанимались Ассоциацией за небольшую плату и невозмутимо вязали во время лекций. Иногда, впрочем, эту роль приходилось выполнять ректорам. Мисс Вордсворт имела обыкновение прерывать лектора вопросом или замечанием.

Девушкам категорически запрещалось общаться с мужчинами-студентами до и после лекций. Правило это соблюдалось до того свято, что одна из студенток, встречая возле лекционной аудитории друга детства, делала вид, что она с ним не знакома. Из этого правила, впрочем, случались исключения — одной из студенток было разрешено без сопровождения посещать лекции родного брата «ввиду ее несомненного внешнего сходства с лектором», другая приходила без «дуэньи» на чай к Чарльзу Латвиджу Доджсону (он же знаменитый Льюис Кэрролл), поскольку таково было его категорическое требование.

И все-таки, при всех внешних ограничениях, девушки, приехавшие учиться в Оксфорд и Кембридж, наслаждались небывалой свободой. Прежде всего, у каждой из них появилась своя комната (позже Вирджиния Вулф назовет так свое эссе о женщинах и университетах). Конечно, собственная спальня была дома у многих девушек, но женская комната традиционно не считалась местом для уединенных занятий. Женщину в любой момент могли призвать к тем или иным домашним делам, покой библиотеки и кабинета был ведом лишь мужчинам. Здесь же одиночество, необходимое для сосредоточенной учебы, было их священным правом. Никто не считал их эгоистками за то, что они посвящали все свое время учебе, никто не говорил, что девушке вредно сидеть за книгами.