Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А должны ли сами ученые как-то пытаться наладить связь с журналистами?
– Я считаю, что если ученый в состоянии написать хороший научно-популярный текст (и при этом ему не нужен переводчик, не нужен научный журналист) – это идеальный случай. Но далеко не все ученые могут писать популярно, понятно для широкой аудитории. При этом ученые, безусловно, нуждаются, чтобы об их работе знали люди, общество, страна, а значит, нуждаются и в научных журналистах, которым они могут доверять. Доверие завоевывается текстами.
Нельзя сказать, что ученые не пытались наладить связи с журналистами. Правда, они, набив себе шишек на интервью (с точки зрения русского языка, ученый – человек, не только обладающий знаниями, но и наученный горьким опытом), небезосновательно боятся, что каждая следующая попытка рассказать журналисту о своей работе, чтобы он написал о ней, закончится тем, что над ним будут смеяться коллеги. Поэтому ученые часто избегают общения с журналистами, именно из-за личного негативного опыта. Но все ученые нуждаются в том, чтобы об их работе рассказывали, и рассказывали хорошо. Как говорится, и хочется, и колется.
– Какие советы Вы можете дать начинающим научным журналистам?
– Уже говорил и повторю еще раз: никогда не произносите и не пишите слов, смысла которых вы не понимаете. Не ленитесь залезать в словари, пусть они лежат у вас на столе, сверяйтесь с ними, многократно проверяйте себя.
Помню, как-то принимал зачет по научной журналистике у студентов. У меня было правило: ответ должен быть коротким, пусть даже в одну фразу, но студент должен понимать смысл каждого слова, которое говорит. Если заподозрю, что человек не понимает значение произнесенного, тогда начинается долгий серьезный разговор, а так можно сдать зачет в течение 30 секунд. И вот один студент решил, что если он употребит какой-то космический термин, то я сразу ему поставлю зачет, и произнес какую-то фразу, в которой было слово «орбита». Я сразу понял, что он не слишком в курсе дела, и спросил: «А что такое орбита?» Студент не смог ответить. У меня, как в телеперадаче: хочешь сделать звонок другу или получить помощь зала? – Пожалуйста! А можешь сбегать в библиотеку и посмотреть энциклопедию. Вот он ходил, ходил, через полчаса пришел. «Так что же такое орбита?» – спросил я. Студент задумчиво посмотрел наверх и сказал: «Ну, это где-то там».
Кстати, такой ответ свидетельствует просто о низком образовательном уровне студента. Такого не должно быть.
Любой журналист, тем более занимающийся наукой, должен понимать смысл слов, которые пишет и произносит и, следовательно, должен научиться работать со словарями, проверять себя. Проверять все: даты, имена, термины… Вы удивитесь, как много неправильного окажется в первом варианте вашего текста. Проверяйте даже вроде бы очевидное. Журналистика без проверки – как человеческий организм без иммунной системы. Сведения необходимо уточнять – это азы профессии. Но в наше время что-то изменилось, и в журналистике диагносцирован иммунодефицит. Журналист с пониженным профессиональным иммунитетом не может работать научным журналистом.
Хорошим научным журналистом может стать тот, кто:
• имеет образование и опыт практической работы;
• не боится (не ленится) трудиться;
• любит учиться (все время!).
Сегодня значительный сектор журналистики составляют те, кто более не добывает новости, не создает оригинальные материалы, а всего лишь рыскает по Интернету в поисках чужой информации, из которой, как в миксере, сбивает свои публикации. Появился даже термин «чурналистика» (churnalism), «миксерная журналистика», суть которой – вторичная переработка чужих непроверенных материалов. Ученый всегда работает с первоисточниками. То же должен делать научный журналист.
Если в вашем лексиконе появились слова «официальная наука» и «независимые эксперты», серьезно подумайте о смене журналистской специализации на более простую – идите, например, в ресторанные критики.
Постарайтесь понять, каким видят мир ученые, в отличие, например, от поэтов. И убедитесь, что в научном ответе не меньше красоты и поэзии, чем в стихах.
Задавайте себе вопросы. В чем смысл работы научного журналиста? Он должен стать немножко ученым, научиться думать как ученый. А ученым всегда движет любознательность. Он ищет ответы на вопросы, которые ставит перед собой. Начните задавать себе вопросы, любые. Тренируйтесь, спрашивайте себя: почему небо голубое? почему река течет извилисто? почему радуга появляется после дождя? Почему снег искрится? Любое явление пытайтесь объяснить, будете ли об этом писать или просто обсуждаете с друзьями, задавайте себе вопросы, а потом спрашивайте и спрашивайте у специалистов.
А самое главное – ничего не бойтесь, за исключением единственного: как бы не испортить свою журналистскую репутацию. Вот и все.
Андрей Ваганов
Андрей Ваганов – заместитель главного редактора «Независимой газеты», ответственный редактор приложения «НГ-Наука». Заведующий отделом научно-технической информации «Инженерной газеты» (1991–1993), научный обозреватель отдела «Общество» в «Независимой газете» (19931997).
Автор статей, опубликованных в журналах: «Электрохимия», «Химия и жизнь», «Знание – сила», «Наука и жизнь», «Мир психологии», «Науковедение», «Философские науки», «Компьютерра», «Пушкин» и др.
Автор книг: «Миф. Технология. Наука» (2000), «Диалоги о научно-технической политике» (2001), «Технологичная культура» (2008), «Дети Парацельса» (2011), «Жанр, который мы потеряли: Очерк истории отечественной научно-популярной литературы» (2012), «Спираль жанра» (2014), «Наука – это то, чего не может быть: Сборник интервью ученых» (2016).
Лауреат премии Союза журналистов России (2001), Литературной премии имени Александра Беляева (2013), Международного конкурса деловой журналистики «Ргезззвание» в номинации «Наука и жизнь» (2016).
– Как Вы пришли в научную журналистику?
– Кривым путем. Закончил Московский Энергетический институт по специальности «Теплофизика», 7 лет отработал в конструкторском бюро, а в 1989 году, работая в этом бюро, еще и учился в школе-студии научной журналистики при журнале «Химия и жизнь». Прочитал в газете «Московский комсомолец» объявление о наборе в эту студию, попробовал туда поступить. Кстати, конкурс там был около 40 человек на место, как ни странно. После того, как перестал существовать Советский Союз, перестало существовать и конструкторское бюро, где я работал, я как-то неожиданно так, плавно перетек в научную журналистику. Ну и так пошло, пошло, пошло, и 2 года продолжалась эта учеба, и именно