там мне предложили сначала в одну газету перейти работать, а потом уже, через некоторое время я сам, по собственной инициативе, попробовал попасть в «Независимую газету», и меня приняли. С самого начала это была именно специализация «Научная журналистика».

– А чем научная журналистика отличается от других тематических видов журналистики?

– Знаете, каждый кулик свое болото хвалит. Я считаю, что научная журналистика – это высший пилотаж по сравнению с другими видами журналистики, даже в сравнении с политической. Отличается она многими вещами, и стилистическими, и идеологическими, и так далее. Но, прежде всего, она отличается тем, что люди, которые занимаются научной журналистикой, имеют некоторое базовое, не журналистское, специальное образование: литературоведы, философы, психологи, медики, физики, биологи. Видимо, так эти естественно-научные и гуманитарные фундаментальные специальности выстраивают мозги, что человек после этого может более или мене свободно ориентироваться и работать в самых разных сферах деятельности. Есть книжка такая, Виталия Третьякова, «Как стать знаменитым журналистом», там замечательный афоризм приведен: «Если собрать 10 авиаконструкторов, они помыкаются какое-то время, но газету сделать сумеют. Если собрать 10 выдающихся журналистов, сколько бы они не мыкались, самолет сконструировать они не смогут». Мне кажется, в устройстве мозгов дело, извините за метафору такую. Научный журналист все время ищет некую иерархию, так его мозг устроен, мне кажется. И тексты более логичные получаются.

Научная журналистика – это высший пилотаж по сравнению с другими видами журналистики, даже в сравнении с политической.

– Какова цель у научной журналистики? Кому она сегодня нужна и зачем?

– Это глобальный вопрос, конечно. Я вам глобально и отвечу. Видимо, где-то в мозгу у человека есть такое свойство, как любопытство. Он хочет все время окружающий мир привести в некую систему. Научная журналистика, популяризация науки помогают человеку такую систему образов, систему отношения к миру выстроить. Это, мне кажется, глобальная задача. А прикладная задача во всем мире – привлечь лучшие мозги к занятию наукой. Как бы мы хотели или не хотели, мы живем в мире, который создан наукой, в техногенном мире, в насквозь технологизированном мире. Вы на планете Земля не найдете уже ни одной точки пространства, где бы не было заметно влияние человека. Даже в крови у пингвинов в Антарктиде находят химические вещества, которые производят в Европе. Весь мир – это мир технологий. Поэтому, конечно, очень желательно привлечь молодые мозги в эту сферу, чтобы развиваться дальше.

– Технологии как-то повлияли на научную журналистику? Изменилась ли она за последние 20 лет? И как изменилась?

– В прикладном смысле – конечно изменилась. Стали, например, доступны совершенно маленькие, комфортные и незаметные диктофоны. Их положил в карман, включил – и ты можешь собеседника не предупреждать. Хотя это даже по закону не положено, но тем не менее. Был такой замечательный отечественный научный журналист, научный писатель – Карл Ефимович Левитин, у него есть книга «Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого» (Москва, 2012). В ней он дает психологические портреты типичного ученого и типичного научного журналиста. И научный журналист у Карла Левитина сравнивается со шпионом. И действительно, его картинка работы научного журналиста очень похожа на ту, как ведет аналитическую работу разведслужба. Научный журналист – это человек, который ведет аналитическую работу. Ну, я так себе это представляю.

– Есть ли сейчас какие-то проблемы в научной журналистике?

– Проблемы – «зачем?» и «для кого?». На мой взгляд, это главная проблема, особенно – для России. Посмотрите – во всех законах, указах Президента, постановлениях Правительства в последнее время обязательно фигурирует строчка о популяризации науки, то есть это такой государственный поворот в сторону популяризации науки произошел. При этом мы с вами видим, что уровень знаний, подготовки специалистов резко упал. Мне иногда приходится проводить семинары по научной журналистике в различных вузах, и мне как-то забавно наблюдать, что я и студенты – это как люди с разных планет. Я им начинаю говорить про фильм «9 дней одного года», и никто из них этой картины не смотрел и даже не слышал про такую. Братьев Стругацких уже вообще никто не читает, но слышали, по крайней мере. И так далее. Вот это главная проблема в России: научная популяризация, на мой взгляд, сейчас в основном выполняет развлекательную функцию. А зачем это нужно людям? Развлечься. Различные формы популяризации придумываются, но это не выливается, как мы с вами чувствуем, в какое-то качественное улучшение нашей жизни.

– Есть ли сейчас спрос на профессию научного журналиста?

– Судя по всему, какой-то спрос есть, потому что есть государственный заказ. Я недаром упомянул все эти постановления правительства – худо-бедно этим постановлениям пытаются как-то следовать. Поэтому при многих научных институтах, практически при всех вузах созданы группы, которые пытаются заниматься продвижением достижений своих сотрудников, своих исследователей. Туда нужны люди. Потом, гигантская сфера возникла – это научная интернет-журналистика. Русские научно-популярные сайты очень хороши. Их, может быть, не такое гигантское количество, как западных, но то, что есть – это замечательные русскоязычные сайты, связанные с наукой: Элементы. ру, Антропогенез. ру и так далее, их достаточно много. Поэтому, спрос то есть, но какая польза от этого обществу? Я пока что, кроме того, чтобы развлекать публику, особой пользы не вижу.

– Вот Вы сказали, что в научную журналистику идут скорее люди с образованием биолог, химик, и так далее. Но все равно они должны иметь какие-то качества и навыки, чтобы хорошо писать научные тексты, чтобы стать научным журналистом. Какие это должны быть навыки?

– Это как мама с папой постарались. Научить человека писать нельзя. Можно показать какие-то приемы, какие-то шаблоны – это да, это существует. Я вспоминаю свои два года, когда я обучался в этой школе-студии научной журналистики в журнале «Химия и жизнь». Там не столько нас учили писать тексты, сколько просто погрузили в научную среду. Хотя, конечно, и показывали какие-то азы профессии. В этой редакции занятия проходили по вечерам. Я там познакомился с покойным ныне академиком Петряновым-Соколовым, например. Много бардов приходило, пели. Функция скорее была такая, чтобы погрузить в эту среду. А уже создавать тексты – я больше чем уверен, за две недели можно понять, получится ли из человека журналист, умеет он писать или нет. Необязательно научный журналист. Но для того, чтобы это понять, на факультете журналистики нужно делать как можно больше текстов. Все-таки, несмотря на телевидение, на Интернет, в основе всего лежит текст. Если ты сможешь изложить свою мысль на бумаге – то тогда ты можешь заниматься