Три дракона закованы за свои грехи. Подумав об этом, Котильон вздохнул с неожиданной печалью. Он стоял в двадцати шагах от них, по щиколотки в мягком пепле. Котильон подумал, что взошедший не так далек от всего мирского, как хотелось бы. Дыхание перехватило, словно что-то сдавило горло. Плечи заныли, в голове застучал тяжелый молот. Котильон не мог отвести глаз от плененного Элейнта, изможденного и смертельного, лежащего среди наносов пыли и кажущегося таким… смертным. Бездна подери, как я устал.

Рядом прошел Идущий по Граням, тихий и прозрачный.

– Кости, и больше ничего, – пробормотал Котильон.

– Не обманывайся, – предупредил Идущий по Граням. – Плоть и кожа – всего лишь одеяние. Хоть изношенное, хоть сброшенное. Видишь цепи? Они проверены. Головы поднимаются… аромат свободы.

– Что ты чувствовал, Идущий по Граням, когда все разваливалось на куски у тебя в руках? И неудача вставала стеной огня? – Он повернулся к призраку. – Эти лохмотья, если подумать, выглядят обжигающе. Ты помнишь, в какой миг потерял все? Мир ответил эхом на твой вой?

– Если ты пытаешься меня уколоть, Котильон…

– Нет, ни в коем случае. Прости.

– Однако если ты этого боишься…

– Это не страх. Вовсе нет. Это мое оружие.

Идущий по Граням будто содрогнулся; или просто движение пепла под сгнившими мокасинами заставило его качнуться и потерять на миг равновесие. Успокоившись, Старший бог уперся в Котильона взглядом темных высохших глаз.

– Ты, Покровитель убийц, никакой не целитель.

Нет. Избавьте меня от беспокойства, прошу. Через аккуратный надрез выньте все, что болит, и оставьте меня исцеленным. Нас мучает неизвестность, но и знание может быть ядовитым. А дрейфовать между тем и этим ничуть не лучше.

– К спасению ведет не единственный путь.

– Забавно.

– Что именно?

– Твои слова… если бы их услышать от… кого-то другого, то они ободрили бы, успокоили. А в твоих устах они заморозят смертную душу до самого донышка.

– Вот такой я, – сказал Котильон.

Идущий по Граням кивнул.

– Да, такой ты и есть.

Котильон прошел еще шагов шесть, не сводя глаз с ближайшего дракона, у которого между лоскутами сгнившей кожи поблескивали кости черепа.

– Элот, – сказал Котильон, – я хочу слышать твой голос.

– Снова будем торговаться, Узурпатор?

Голос мужской, но ведь драконица горазда устраивать такие штуки по своему капризу. И все же Котильон нахмурился, пытаясь припомнить прошлый раз.

– Кальсе, Ампелас, будете говорить, когда до вас дойдет очередь. Сейчас я говорю с Элот?

– Я Элот. А что в моем голосе тебя беспокоит, Узурпатор? Я чувствую твою подозрительность.

– Мне нужно было убедиться, – ответил Котильон. – Теперь я уверен. Ты в самом деле Мокра.

Еще один драконий голос громовым хохотом прокатился по черепу Котильона и произнес:

– Осторожнее, Убийца, она мастерица обмана.

Котильон задрал брови.

– Обмана? Нет, пожалуйста, умоляю. Я слишком наивен и ничего об этом не знаю. Элот, я вижу, что ты еще в цепях, и все же во владениях смертных твой голос был слышен. Похоже, ты не совсем та пленница, какой была раньше.

– Сон опутывает самыми жестокими цепями, Узурпатор. Мои сны встают на крыло, и я свободна. И теперь ты хочешь сказать, что такая свобода была всего лишь обманом? Я потрясена, просто поверить не могу.

Котильон поморщился.

– Кальсе, а что снится тебе?

– Лед.

Почему я не удивлен?

– Ампелас?

– Дождь, который горит, Покровитель убийц, в глубокой тени. В жуткой тени. Теперь надо нашептывать пророчества? Все мои истины прикованы здесь, и только ложь летает свободно. И все же был один сон – тот, что еще прожигает плоть моего мозга. Выслушаешь мое признание?

– Мои узлы не такие гнилые, как ты думаешь, Ампелас. Пусть Кальсе слушает – рассказывай ему про свои сны. Прими этот совет как дар от меня. – Он помолчал, бросил взгляд на Идущего по Граням и снова повернулся к драконам. – Ну а теперь поговорим всерьез.

– В разговорах нет смысла, – сказал Ампелас. – Ты ничего не можешь нам предложить.

– Могу.

За его спиной неожиданно раздался голос Идущего по Граням:

– Котильон…

– Свободу, – сказал Котильон.

Тишина.

Котильон улыбнулся.

– Начало положено. Элот, ты будешь грезить обо мне?

– Кальсе и Ампелас получили твой дар. Они смотрели друг на друга каменными лицами. Была боль. Был огонь. Открылся глаз и заглянул в Бездну. Господин Ножей, моя родня в цепях… и напугана. Господин, я буду грезить о тебе. Говори.

– Тогда внимательно слушай, – сказал Котильон. – Вот как все должно быть.

Дно каньона, совсем не освещенное, тонуло в вечной ночи далеко под поверхностью океана. Расселины прятались во тьме; смерть и разложение мира сыпались вниз непрерывным дождем, и течения закручивали отложения жестокими водоворотами, которые вздымались, словно смерчи. Посреди затопленных скал тянулась равнина, а в ее центре мерцал бледно-красный огонек – одинокий, затерянный.

Остановившись, Маэль поправил на плече почти невесомую ношу и прищурился на невероятный огонек. Потом направился прямо к нему.

Безжизненный дождь, падающий в глубины, дикие потоки, поднимающие его снова к свету, где живые существа кормились в этом богатом супе и в итоге, умерев, возвращались на дно. Какой элегантный круговорот жизни и смерти, света и мрака, верхнего и нижнего миров. Словно кто-то все спланировал.

Теперь Маэль мог разглядеть у огня сгорбленную фигуру, протянувшую руки к сомнительному теплу. Мелкие морские обитатели роились у красного источника света как мошки. Огонь вырывался из дыры на дне каньона вместе с пузырьками газа.

Маэль остановился перед фигурой и, шевельнув плечом, сбросил завернутый труп на дно. Тут же мелкие падальщики метнулись к нему – и, внезапно развернувшись, бросились прочь. Спеленутое тело осело, подняв облачка ила.

Из-под капюшона донесся голос К’рула, Старшего бога Путей:

– Если все существование – диалог, почему так многое остается недосказанным?

Маэль поскреб щетину на челюсти.

– У меня – мое, у тебя – твое, у него – его, и все же мы не в силах убедить мир в его изначальной абсурдности.

К’рул пожал плечами.

– У него – его. Да. Странно, что из всех богов только он открыл эту безумную и сводящую с ума тайну. Рассвет придет… оставим все ему?