«Но были ли в Ярославле приличные чиновники?» – спросите вы. Разумеется. Если верить источникам, то это в первую очередь были ярославские губернаторы. Например, Дмитрий Николаевич Татищев, возглавлявший губернию накануне Первой мировой войны, терпеть не мог «продвиженцев» по службе. В одном из обращений к местным полицейским чинам он заявил: «Раз чиновнику потребовалась протекция, то, следовательно, его служебная деятельность не настолько безупречна, чтобы быть отмеченным его прямым начальством». И в подтверждение этого начал борьбу с коррупцией, первой жертвой которой «пал» пристав первой части Нечаев. Его вина заключалась в том, что в служебное время он распространял билеты на бенефис госпожи Нежиной. Кроме того, было подозрение, что он выдал залог бывшему содержателю летнего театра на Казанском бульваре Бишоф-Сокольскому. Делать было нечего – за дело взялся ярославский полицмейстер Н. Волков, но в тот момент Нечаев отделался лишь тремя сутками, проведенными на местной военной гауптвахте.

Еще более героической фигурой выглядел предшественник Татищева, губернатор Александр Александрович Римский-Корсаков. Брат знаменитого композитора, убежденный монархист, он жестко пресекал любые революционные волнения как в городе, так и в губернии. Так что не было ничего удивительного в том, что 28 февраля 1907 года местная ячейка партии эсеров организовала на него покушение. В тот день к нему в приемную пришел якобы студент Демидовского лицея, принесший приглашение на концерт. Когда губернатор стал расспрашивать о концерте, визитер выхватил браунинг, но выстрелить не успел. Завязалась борьба, подоспели служащие канцелярии, покушавшегося скрутили. Оказывается, Римского-Корсакова спасло то, что террорист забыл снять пистолет с предохранителя. Не успело пройти с момента эксцесса нескольких дней, как ярославский поэт В. Колесников сочинил творение, называвшееся «Ярославский губернатор и революционеры». В этой поэме интересно не столько рифмованное описание самого покушения, сколько подчеркнутые качества губернатора:

Октябрьская революция дошла до Ярославля в мирном виде. Сообщение о победе вооруженного восстания в Петрограде ярославцы получили 26 октября. Как говорила советская историография, «в этот день на всех митингах и собраниях рабочие требовали перехода власти к Советам». 27 октября 1917 года Ярославский Совет совместно с представителями фабрично-заводских и полковых комитетов, несмотря на сопротивление меньшевиков и эсеров, большинством голосов (88 «за», 46 «против», 9 «воздержались») постановили: «Передать власть в руки Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Сами ярославцы реагировали на революции 1917 года (что Февральскую, что Октябрьскую) настороженно и без лишних слов. Однако передать власть Советам в Ярославле оказалось много проще, нежели удержать. Город и губерния стали напоминать паровой котел, у которого сломался клапан. Недовольство нагнеталось, причем нагнеталось в открытом виде. Постепенно становилось очевидным, что дело вовсе не кончится мирным исходом. 27 января 1918 года в Ярославле произошел первый мятеж. В тот день группа солдат 211-го запасного пехотного полка во главе с командиром полка Власовым подошла к штабу Красной гвардии и потребовала разоружения красногвардейцев и выдачи членов штаба. Находившихся при штабе красногвардейцев разоружили и отправили в Дом Народа на Волжской набережной, где учинили над ними «судебное разбирательство», то есть самосуд. Главным вопросом, который разбирался на самозваном суде, был вопрос о том, нужна ли Красная гвардия. От расправы красногвардейцев спасло только чудо. На следующий день командующему войсками Московского военного округа Муралову сообщали: «События в Ярославле таковы. Здесь давно велась агитация против красной гвардии, как некоторыми несознательными солдатами, так и обывателями; поводом к этому были отрицательные явления отдельных красногвардейцев. 27 января 211-й запасной пехотный полк пришел к Центральному штабу Красной Гвардии, обезоружил его и десятка три красногвардейцев. Попы усиливали это контрреволюционное движение. Поговаривали о выступлении против рабочих и местного совета. Я приехал в Ярославль 27 января в 12 часов ночи. Тот час же было устроено заседание Исполнительного Комитета, где выяснилась опасность момента. В 12 часов утра 28 января устроил заседание президиумов полковых комитетов семи воинских частей совместно с командирами и комиссарами частей по вопросу о разоружении красной гвардии и дележа полкового имущества. На этом заседании я выяснил, что не все полки стояли за разоружение красной гвардии». Тогда ярославский Совет предполагал решить проблему путем введения в губернии и в городе военного положения, а всех недовольных предлагалось расстреливать на месте. «С контрреволюционными агитаторами и погромщиками буду поступать беспощадно, начиная с арестов и кончая расстрелами без всякого суда и следствия. Но так как в Ярославле 60 церквей и три монастыря, поэтому непорочных отцов здесь весьма достаточное количество для подобной пропаганды и получены сведения, что в церквях они призывают к вооруженному восстанию».

Упоминание священнослужителей в связи с беспорядками было отнюдь не случайным. На следующий день, то есть 28 января 1918 года, в Ярославле начался так называемый поповский мятеж. Сведения о нем сохранились совсем отрывочные, поэтому придется ограничиться информацией, которая приводится в официальной советской историографии. «Церковники вместе с меньшевиками и правыми эсерами, бывшими чиновниками, кацауровцами открыто выступили против Советской власти. Под видом „крестного хода“ толпа черносотенцев с пением: „Боже, царя храни!“ заполнила некоторые улицы центральной части города. В толпе раздавались призывы к погромам и свержению Советской власти, а также провокационные выстрелы. На Екатерининской (затем Крестьянской) улице „богомольные“ лавочники избили нескольких советских служащих, а потом с ружьями, топорами и револьверами напали на группу красногвардейцев в районе „Мытного“ рынка. Красногвардейцы были обезоружены и избиты. Такие же беспорядки в тот же день происходили и на других улицах города. Выступали ораторы-черносотенцы, раздавались призывы к разоружению Красной гвардии и милиции. Подоспевшие красногвардейцы совместно с отрядом солдат только лишь к вечеру сумели восстановить порядок в городе».

На февраль 1918 года в Ярославле было намечено несколько крупных крестных ходов, и представители советской власти откровенно боялись, что дело закончится новыми беспорядками и попытками разоружить Красную гвардию (забегая вперед, можно сказать, что только зимой 1918 года подобных попыток было по меньшей мере три). В Москву летит очередной запрос: «17 февраля назначают крестный ход, а пока ведут усиленную свою агитацию, то я прошу ваших указаний, как поступать с этими лицемерами, святыми отцами. Арестовывать их и сажать ли в тюрьму или запереть церкви и монастыри?» Впрочем, Ярославский Совет не решился на столь радикальные меры. Ссылаясь на уважение чувств верующих, религиозное шествие в этот день официально разрешили. Однако было сделано строгое предупреждение, что ответственность за сохранение порядка будет возложена на духовенство. Одновременно Ярославский Совет опубликовал обращение к населению Ярославля. В нем говорилось: «Духовенство, опечаленное по материальным соображениям отделением церкви от государства, занялось вместо проповедей о смирении и кротости агитацией, направленной к свержению Советской власти. Крестный ход, назначенный на 17 февраля, направлен против власти рабоче-крестьянского правительства». Обращение далее призывало население города не поддаваться на провокации, соблюдать спокойствие и выдержку. Для поддержания порядка в городе и уезде были выделены небольшие воинские отряды, в которых предварительно прошли митинги и собрания. Общее собрание солдат 211-го полка постановило: «Никакого участия в крестном ходе, устраиваемом буржуазией и попами, не принимать, и 211-й полк заявляет, что он твердо стоит на страже интересов трудящихся». На случай вооруженных выступлений контрреволюции городской комитет партии образовал чрезвычайный штаб, которому были подчинены воинские части. Штаб возглавили большевики П.Д. Будкин и Д.И. Гарновский. Несмотря на имевшие место во время крестного хода провокационные призывы, участники шествия мирно разошлись по домам.