Сергею Матвеевичу вдруг стало смешно. Ну зачем им нужны такие ложные признаки власти! Только людей злят. Вот Володька — умный мужик! Неужели сам не понимает? Сколько раз хотел поговорить с ним, узнать, так сказать, взгляд изнутри… Да ладно, ерунда все это! Не стоит раздражать друга. Как-то даже неблагородно. А Володька — друг. Сомнений нет. Их дружба началась с того дня, когда жизнь устроила Ульянскому испытание «на вшивость».

Университет они заканчивали в пятьдесят пятом, а учились-то еще при Иосифе Виссарионовиче. Да, году в пятьдесят втором это было. На третьем курсе. В группе Сергея училась тогда девчонка, уж и не помнит, как звали. У нее погиб в то время отец. Покончил жизнь самоубийством. Повесился. Человек трудовой биографии. Воевал. Потом попал в плен. Вернулся… и, кроме своей семьи, никому оказался не нужным. Инженер, работавший до войны на авиационном заводе, вынужден был устроиться механиком в таксопарк. Его даже водителем не взяли. Удивительно, что дочь в университет приняли! Запил человек, опустился да и в петлю полез. Дочь плакала, отца жалела, обидно за него было очень.

Сергей тогда и ляпнул во всеуслышание что-то о больной стране, которая толкает своих героев на самоубийство. Анонимный донос на него попал к Володьке, и тот на глазах Сергея его порвал, посоветовав впредь вести себя осторожнее, чтобы не испортить себе жизнь.

Это не было пустой фразой. Испортить жизнь тот случай мог запросто, причем не только Сергею, но и самому Ульянскому. Сергей отлично это понимал и с тех самых пор считал Володьку личностью, способной на поступки.

За головокружительным восхождением друга к вершинам власти он наблюдал с гордостью и искренней радостью. И никогда ни о чем не просил. Кроме книг. Раз в месяц секретарь Ульянского звонила Сергею Матвеевичу и зачитывала список книг, поступивших в некую таинственную книжную экспедицию. Он выбирал то, что ему было интересно, а уже потом Сашка или Игорь забегали за ними к Ульянским домой.

Сейчас он даже и не припомнит, когда из их дружбы стало уходить равенство. Пожалуй, с переездом Володьки в «Архангельское». Сергей стал как-то тушеваться перед ним. Вслух называть друга Володей, тем более Володькой больше не поворачивался язык. Против «Владимира Ивановича» тот сначала протестовал, а потом перестал замечать. Воспринимал как должное.

«Впрочем, ерунда все это! — снова отмахнулся от беспокойных мыслей Сергей Матвеевич. — Сам виноват! Ульянский хороший, порядочный человек, ценит старую дружбу, и нечего смотреть на него снизу вверх из-за этой мишуры — машины, дачи, красивых тряпок, в которые одета вся семья…»

Слава богу, Надюха независтлива! Он вынул руку из кармана и, просунув под локоть жены, слегка притянул ее к себе. Она еле заметно качнула головой в его сторону, отвечая на мимолетную ласку мужа.

Через пару месяцев начнут собираться в экспедицию. Вот отчего у его Нади глаза горят, а не от Танькиных шуб. Хотя Надюхе это все пошло бы, она красивая… Игорешке обещали, что возьмут с собой. Потомственный археолог. Пусть с родителями летнюю практику проходит! Сашка, красавица моя, опять с бабой Натой останется!

Миновав милицейский пост, машина свернула направо. Невдалеке показался лесок с заснеженными верхушками высоченных деревьев, где среди сосен и берез стояла дача Ульянского. Владимир Иванович вышел встречать гостей. В валенках, на плечи накинута ладная дубленка.

— Приветствую семью советских археологов! — бодро, как на первомайском параде, прокричал он с порога и широко раскинул руки.

— Служу Советскому Союзу! — улыбаясь, отчеканил Сергей Матвеевич.

Выпрямив спину, он правой рукой отдавал честь, а левой крепко держал за талию свою Надю.

Невысокие уличные фонари заливали лесную тропинку ярким оранжевым светом. Лес же был таким черным и густым, что казалось, в нем живут волки. Или большие остроклювые птицы с тяжелыми крыльями, или стаи грызунов с мелкими лапками и острыми зубками. Вот сейчас они выглянут из-за деревьев, выползут из-за сугробов и как…

— Ау! Игорек! Ты почему нас бросил? Нам страшно! Мы все дрожим! — капризно верещала Альбинка.

Игорь, оторвавшись от девчонок метров на двадцать, развернулся, набрал пригоршню снега и, приняв воинственный вид, начал лепить снежок.

— Давай покажем ему, где раки зимуют! — тихо, чтоб не услышал брат, подначивала подружку Сашка.

Взявшись за руки, они что есть мочи рванули вперед. Снежок пролетел над их головами, никого не задев. Игорь склонился над сугробом, чтобы слепить новый, но не успел. Четыре руки с силой пихнули его в снег. Не удержав равновесия, он упал навзничь, и Альбинка с хохотом навалилась сверху. Пушистый сугроб осел под их тяжестью и почти полностью укрыл Игоря. Он беспомощно барахтался в неудобной позе, пытаясь встать, но Альбинка изо всех сил давила на плечи, не позволяя ему нащупать точку опоры.

Сашка, взобравшись на сугроб и чуть не утонув в нем, черпала пригоршнями легкий сухой снег и обрушивала на них, приговаривая:

— Ой, мамочка! Какая пурга-то разыгралась! Это ж надо! Ой-ё-ё-ё-ёй!

Утомившись, она бессильно откинулась на спину, раскинула руки и затихла. Альбинка, тоже устав от борьбы, ослабила хватку и откатилась в сторону. Фыркая и отряхиваясь, Игорь выбрался на дорогу.

— Хватит на снегу валяться, дурочки! Отморозите себе все к чертям!

— Игорек, а если я себе все отморожу, ты меня не будешь любить? — Альбинка отдувалась, как после стометровки.

— Вставайте! Кому говорят! — Игорь решил во что бы то ни стало не забывать о том, что он старший. Выдернув их за руки из сугроба, стал отряхивать снег сначала с Альбинки, потом с сестры. — Нет. Так ничего не получится. Нужно снять куртки и встряхнуть. Пошли в клуб. Там обсохнем и в пинг-понг поиграем, — предложил он.

Вечером в клуб стекался народ. В клубном буфете, самом оживленном месте, продавались хорошие конфеты, импортные сигареты, чешское пиво, вобла, доброкачественный алкоголь, вкусные газированные напитки, все то, что определялось одним словом — дефицит.

Непосредственно к торговому зальчику примыкала небольшая комнатка, где можно было сесть за столик и выпить купленную в буфете бутылку «Тархуна» или «Байкала». Но традиция дуть там газировку как-то не прижилась. Комната пользовалась дурной репутацией — в ней кутили министерские сыновья.

Сами министры облюбовали просторную бильярдную. Переговариваясь друг с другом вполголоса, они сосредоточенно и важно гоняли костяные шары по зеленому сукну. Молодежь старалась не тревожить их, даже если в бильярдной освобождался стол. Основной контингент в «Архангельском» принято было уважать, во всем идти ему навстречу, что в общем-то вполне логично. Нарушившие правило подвергались всеобщему и полному осуждению.

Самым демократичным местом в клубе был просторный холл на втором этаже. Здесь за теннисным столом легко и с удовольствием общался народ от тринадцати до тридцати.