А чего, собственно, ждать? Стоило мне осознать, что как раз-то ждать эти твари умеют намного лучше, чем человек, как ужас моего положения пронзил меня насквозь.

Тут-то я и понял, что такое настоящее отчаяние. Когда ужас сводит внутренности, когда от страха выворачивает наизнанку, человек даже не замечает, как начинает скулить, словно побитый пес. Сначала ты молишься всем богам, которых знаешь, потом начинаешь звать на помощь, пока голосовые связки не сядут, а потом впадаешь в ступор и только через часов семь-восемь понимаешь, что проще всего разжать руки и покончить с этим ужасом. И когда до меня наконец дошло, что самый простой выход – прыгнуть вниз самому, не дожидаясь, пока тело, скованное усталостью, само свалится в лапы охотников, я вдруг услышал далекий свист.

К тому времени мне уже мерещилось невесть что, так что еще одному глюку я совсем не удивился. И только когда через некоторое время свист повторился немного громче, я понял, что это, может быть, мой шанс.

К тому времени я не то что кричать – я уже говорить не мог. Слава богу, у меня еще оставались патроны.

Дрожащей рукой я, едва не роняя ПМ, выстрелил раз, другой и прислушался. Совсем недалеко раздался отчетливый крик. Я не мог понять, что он кричит, но догадался, что человек идет мне на выручку. Сил не оставалось ни на что, если что я и мог, так это только сидеть, обняв кору дерева, и плакать, глотая соленые слезы.

Через пять-семь минут (а тогда они показались мне вечностью) на опушке леса появился человек. Это был Батя. Самое приятное воспоминание в моей невеселой жизни – это его силуэт на фоне вечернего леса. Батя пошарил в мешке, достал несколько бутылок с прозрачной жидкостью и спички. Через полминуты емкость с бензином, подожженная Батей, полетела в самую гущу кустов, потом вторая, третья. Отвратные создания с визгом брызнули во все стороны. Поляна перед деревом очистилась, но я еще долго не мог разжать руки. Помню только Батин голос, уговаривавший меня расцепить объятия и спуститься вниз. Батя что-то говорил мне, но я ничего не понимал, хотя и кивал в ответ. Просто звуки никак не хотели складываться в слова, а слова – в осмысленные фразы. Потом как-то рывком, без перехода я очнулся. В ладонях у меня была зажата кружка с чем-то горячим и ароматным. Судя по горячему ощущению в животе, я какое-то время прихлебывал маленькими глотками содержимое. Рядом возился, собирая вещи, немолодой сталкер.

– …соплей. Вот они и любят где погуще. Симбиоз такой вот жутковатый. Так что видишь сопли в большом количестве – ищи черные цветки неподалеку.

– А что такое симбиоз?

– Ага, очнулся. Я Батя.

– Бритва.

Батя скривил лицо, как будто лимон проглотил.

– А другого имени что, не было?

– Да так…

– Ну ладно, раз Бритва, так Бритва.

– Батя.

– Да.

– Я должник твой. Не знаю, расплачусь ли когда. – Посмотрим. Только если так безбашенно шастать по Зоне – вряд ли когда расплатишься, потому как скоро сгинешь.

Я нашарил в кармане мятую пачку сигарет. Дрожащими руками попытался закурить, и с третьей попытки мне это удалось.

– А что, есть варианты?

– Есть. Про отмычку слышал что-нибудь?

Батя подошел и сел передо мной на корточки. Только сейчас я разглядел его как следует. На вид лет сорок пять – пятьдесят. Высокий открытый лоб с залысинами. Подбородок чисто выбрит, на щеке небольшой шрам. Ну, и взгляд, конечно. Глаза карие и теплые какие-то, что ли.

– Мне напарник нужен. Треть заработанного – твоя. Будем ходить вместе – учить буду. Деньгами на снарягу нормальную ссужу. Есть условия.

Ничего себе вариант. Шутит, не иначе?

– Какие условия? За такое шикарное предложение ты, наверное, душу потребуешь продать?

– А ты ничего малец, с юмором. Это хорошо. Условия такие. Первое. Ты идешь всегда впереди. Про отмычку слышал что-нибудь?

– Нет.

– Всякая шваль в Зоне неопытных сталкеров так использует втемную. Пускают вперед, и, если сами какую опасность прозевают, отмычка принимает удар на себя. Потом отмычка дохнет, а основная группа идет дальше.

– И что, соглашаются?

– Отмычки-то? А кто ж им правду расскажет? Я тебе сразу как есть говорю, потому как не вру никогда. Но ты не бойся, за шесть лет я только два раза своего напарника не уберег. Последний раз, когда вляпался, двое суток его вытаскивал. Ничего, оклемался, сейчас ходит в Зону. Я своих не бросаю, не ссы.

– А первый?

– Что первый?

– Первый раз, когда вляпался. Что было тогда с твоим напарником?

Батя тяжело вздохнул и посмотрел куда-то в сторону, вдаль.

– А первый раз, Бритва, я напарника так и не вытащил.

Не знаю почему, но после этих слов у меня к Бате такое доверие возникло, что я сам удивился. Никогда и никому я так не верил. Отцу с матерью, да и то разве что в детстве.

– Я согласен.

– Ну и славно. Второе условие – полгода должен отходить со мной по-любому. И за месяц предупредить, если надумаешь уходить.

– Не вопрос. А что, бывает, что уходят не прощаясь?

– Предыдущий напарник так и поступил. Зуб его звали.

– Я если чего обещаю, выполняю железно.

– Ну что, тогда приступим. Сопли соберем и возвращаемся. Тут не меньше трех кило валяется. Чего добру-то пропадать?

Так вот наши с Батей пути и пересеклись. Сейчас, когда мы сидели в баре за одним столом, мне это вспоминалось в деталях. Те же глаза, только теплоты в них немного. Ну, и хрен с ним. Я не доллар, чтобы всем нравиться.

– Что тебе мешало пройти три лишних километра?

– А зачем это мне?

– Там человек погибал.

– А на мне что, красный крест нарисован? Закон Зоны – каждый сам за себя.

– У тебя это отняло бы два часа.

– А может, и жизнь. Зона, она того – тут всякая нечисть водится, знаешь ли.

– С твоим-то опытом и так далеко от центра Зоны? Ты бы с закрытыми глазами прошел. Я сам тебя учил, если помнишь.

– Значит, не захотел, раз не прошел.

– Да, Бритва, скурвился ты совсем.

– Слышь, Бать, ты меня жить-то не учи. Если у тебя проблемы будут – я и на любой риск пойду, чтобы выручить. А всякой шелупони помогать, знаешь ли, жизни не хватит.

– Сам-то давно шелупонью был?

– Недавно. Ну и что? Мне вот повезло, я тебя встретил. А тому парню не повезло.

– Ага, он встретил тебя.

– Ну и пусть так. Слушай, Батя, отчего ты ко мне-то пристал, а? Вон сколько сталкеров сидят вокруг, и все бы так поступили. Ты мне скажи, я кого-нибудь обманул за свою жизнь? Или взял чужое? Или подставил?