Тьма и Ночь существовали, а не символизировали зло. И не являлись им. Создания Ночи не были, по сути, ни злом, ни добром – во всяком случае, до тех пор, пока кто-то не навесил на них соответствующие ярлыки, не поставил метку – такую, какая обычно свидетельствует о принадлежности к касте. Или не начал использовать в собственных злых целях.

Брат Свечка был в ладу со своей совестью. Он сделал все, что мог. Но тревога все же не оставляла его. Пробуждалось что-то постороннее – и это были не просто гнев, жадность и похоть, присущие смертным.

К югу от Карон-анде-Лета появилось две дюжины солдат; они не таились, а, напротив, явно стремились привлечь внимание осаждающих. Епископ Фарфог радостно ринулся на немногочисленного с виду противника. Те мерзавцы, которые не успели дезертировать, не отличались особым умом и тоже не испугались кучки воинов, так очевидно служивших приманкой.

Епископу даже в голову не пришло, что его заманивают в ловушку. Хотя он-то как раз и обязан был об этом подумать. Хитроумный план графа Реймона едва не провалился, потому что враг оказался чересчур глупым и у него не возникло никаких подозрений.

К счастью, гролсачские солдаты из-за своей лености не спешили, к тому же их не отпускал смутный страх, что все двадцать два защитника Карон-анде-Лета вдруг выскочат из-за прикрытия стен и набросятся на них сзади.

Две дюжины коннекских солдат маячили возле замка. Рольт ждал, а в это время остальные силы графа Реймона незаметно для противника проскользнули на запад, стараясь поднять как можно меньше пыли. Кое-кого отправили и на восток – там воины затаились среди деревьев на берегу реки. Две дюжины, отвлекавшие внимание, отступили. Осаждающие вновь обратили внимание на Карон-анде-Лет и принялись с новой силой поносить осажденных, время от времени выпуская по ним стрелы.

На следующее утро давешние две дюжины вернулись. И привели с собой две сотни друзей. Некоторые наемники, из тех, кто посмекалистей, решили последовать примеру самых смекалистых однополчан, сделавших ноги несколько дней назад, и бросились наутек, но позади вдруг выросли коннекские отряды. С жалким лагерем захватчиков быстро расправились.

Настоящего боя не получилось. Гролсачские наемники бежали в разные стороны, теряя по пути людей.

Коннектенцы преследовали только тех, кто бежал не туда, куда им было нужно, – назад к реке, в сторону дома. А те, кто бежал туда, вскоре оказались в ловушке: сначала их расстреляли лучники, а потом дожала тяжелая пехота.

Оставалось только бросаться в реку. Тех, кто оказывался в воде, коннектенцы уже не трогали.

В отличие от многих, епископ Фарфог неплохо плавал, поэтому благополучно добрался до противоположного берега. Доспехи и трофеи ему пришлось бросить.

Брат Свечка пришел на место сражения, когда солдаты графа Реймона хоронили убитых наемников, некоторые из них еще дышали. Своих хоронить не пришлось. Гролсачская чернь разбежалась, так и не нанеся никакого ущерба противнику.

Все павшие, как заметил совершенный, погибли исключительно от ударов в спину. Многие, по всей видимости, были убиты уже в плену. Граф почти не брал пленных.

Это было вполне в его духе. Реймон считал, что лучшее предупреждение тем, кто желает напасть на Коннек, – это уничтожать всех, кто уже осмелился это сделать, и бросать их трупы без погребения.

Оказать павшим последние почести взялись Брок Рольт и его братья.

Совершенный в печали бродил по полю боя. Наемники, среди которых попадались как жители Гролсача, так и уроженцы иных земель, были бедняками в самом прямом смысле этого слова. У мертвецов зачастую даже не было при себе оружия. Они, видимо, рассчитывали вооружиться, отобрав его у своих жертв.

Ничего необычного. В Гролсаче бедняки, охотно обращавшиеся в грабителей и убийц, множились с тем же постоянством, с каким в Ормьендене произрастал виноград, а в Коннеке сочиняли песни и стихи, ткали чудесные гобелены и рисовали картины.

Под предводительством Черного Адольфа гролсачские наемники в прошлый раз вторглись в Коннек вместе с арнгендцами и погибли во множестве во время резни у Черной горы. За два года до того тысячи гролсачских вояк, и снова под предводительством арнгендцев, пали в сражении при Тамзе, когда король Арнгенда пытался предъявить свои сомнительные права на Трамейн.

Брат Свечка подошел к Броку Рольту, двум его братьям Буту и Турму и сестре Сочии. Брок и Бут были погружены в раздумья, Турму явно было не по себе, а вот Сочия прямо-таки лучилась кровожадностью. Она желала насадить головы мертвецов на колья и в назидание захватчикам обратить лицом к границе с Гролсачем.

– Человек помнит урок не дольше, чем трупная муха, – заметил брат Свечка.

Мух с каждым часом становилось все больше. Если бы монах вспомнил о языческих поверьях, ему, возможно, пришло бы на ум одно Орудие Ночи, существовавшее еще в дочалдарянские времена. Орудие это как раз и называли Повелителем Мух, Владыкой Червей, Князем Воронов или же просто Бестией. Бестия прибывал на поле боя последним. Сначала там появлялись бог войны Орднан, Смерть, Черенок или Похитительницы Павших. Похитительницы забирали величайших героев, как правило со всеми потрохами, а Черенок – только души тех, кто для Покоев Героев не годился.

Бестия воплощал собой разложение и тлен.

Когда воины собирались на битву, он силой мысли созывал мух и стервятников. Все это было еще до возникновения епископальной чалдарянской церкви. Ныне же те Орудия Ночи сгинули безвозвратно. Или так казалось. Почти безвозвратно. На это надеялись смертные. И молились своим новым, более снисходительным богам.

Но призраки жестоких божеств никуда не исчезали из общего сознания. Они могли вернуться в мир, если достаточное количество людей призовет их. И если кладези произведут магическую силу в достатке, чтобы Орудиям хватило сил вырасти и окрепнуть.

– Быть может, сам Коннек превратился в труп, на который слетаются мухи, – предположила Сочия.

Брат Свечка содрогнулся. В тонком, почти девчачьем голоске слышались отзвуки безумия. Наверное, она восприимчива к Орудиям Ночи.

– Выходцы из Гролсача никогда не учатся на своих ошибках, – сказал он. – Все их походы заканчиваются трагически. И те, кто нанимает их, тоже ничему не учатся. Почему они так и не поняли до сих пор: любой, кто пользуется услугами гролсачских наемников, всегда обречен на неудачу?

– Когда-то же им должно повезти, – засмеялась Сочия.

Монах переглянулся с братьями Рольт. Брок недоуменно покачал головой. Сочия видела сражение во всей красе. Наравне с другими добивала наемников у главных ворот. И все это ее нисколько не удручало.

Основы мейсальской веры были чужды ей. Брат Свечка мысленно напомнил себе, что среди приверженцев любой веры всегда находятся такие, кому дела нет до ее истинных принципов. Некоторые из них при этом занимают важные места в религиозной иерархии. А еще переплывают реки, гонимые собственной подлостью.