Папа должен был зарегистрировать факт смерти Бабс и забрать ее свидетельство о смерти. Честно говоря, до сих пор не понимаю, зачем мертвому свидетельство о том, что он мертвый? Кому он будет его показывать?

Папа велел мне в его отсутствие чем-то себя занять, чтобы не было слишком грустно. Так что я зашел на свой любимый сайт с фактами – «Фактивизм» – и узнал, что:

Пчела может напиться спиртного и опьянеть, но, когда она вернется в улей, пчелы-вышибалы не пустят ее внутрь, пока она не протрезвеет. Ха-ха, смешно!

Лебеди-шипуны – те самые, которые являются собственностью королевы, – развивают скорость до пятидесяти пяти миль в час. Примерно на такой скорости Бабс и врезалась в мемориал героям войны.

Клетки детей остаются жить в матери. Оказывается, ДНК младенцев вплетены в ткани материнского мозга, костей и тела. Ничего себе.

После этого факта я закрыл сайт. Я понял, что, когда умерла мама, вместе с ней умерла и крошечная частичка меня. А когда умерла Бабс, с ней умерла и последняя крошечная частичка мамы.

Вот уж не ожидал, что от фактов станет еще хуже. Обычно мне от них становится лучше. А тут захотелось зарыться под одеяло и выключить окружающий мир. Я подошел к шкафу и достал один из свитеров, которые связала мне Бабс. Однажды она сказала, что вяжет свитеры, чтобы они весь день обнимали меня за нее. Тогда я почувствовал себя как-то неловко, но теперь объятия Бабс нужны были мне сильней всего на свете.

Я выбрал бежевый свитер с коричневым игрушечным мишкой и словами: «Семья – это счастье». Имейте в виду, я ни за что не показался бы в нем на людях. Но в тот момент он был для меня как уютный вязаный плед. Я забрался с головой под одеяло, достал из-под подушки носовой платок Бабс и глубоко вдохнул его запах. Я не очень опытный плакальщик, но это был тот случай, когда стоило попробовать. И должен признаться: после того как я несколько минут рыдал понастоящему, содрогаясь всем телом, мне стало немножко легче. А потом мне стало немножко жарко. Все-таки был июль, а я лежал под одеялом в толстом вязаном свитере.

Я отбросил одеяло и тут услышал стук папиных костылей по ковровому покрытию на лестнице. Он ни разу еще не поднимался на второй этаж после «незадачи».

Дверь открылась, и его голова просунулась в комнату.

– Ты в порядке, сын? – Он показал на меня костылем. – Это что, Бабс вязала?

– Угу.

– Это хорошо. Так ты чувствуешь себя ближе к ней, да?

– Вроде того. Я еще взял ее платок. – Я показал платок папе. – Пахнет лавандой.

Папа улыбнулся – улыбка вышла кривовата – и взял у меня платок. И в тот момент, когда он поднял его повыше, мы оба обнаружили мою грандиозную ошибку.

– Ох, Фредди, какой же ты балбес! – Папа фыркнул. – Ты нюхал ее трусы!

* * *

Не знаю, что еще об этом сказать. Что было, то было, и теперь это принадлежит прошлому. Отсмеявшись, папа вспомнил, зачем поднялся ко мне, и лицо его стало серьезным.

– Фред, у меня для тебя кое-что от адвокатов. – Он достал из заднего кармана конверт.

– Что это?

Глаза его опять увлажнились, и я поспешил сказать:

– Ты знал, что китайцы изобрели бумажные конверты во втором веке до нашей эры?

– Это прекрасно, Фред, – ответил он.

Что довольно странно, потому что этот факт ничуть не прекраснее всех прочих, которые я сообщал ему раньше.

Папа вручил мне конверт, и я увидел на нем свое имя – с завитушками, как пишут старушки.

– Это от Бабс.

– Но она умерла.

– Она написала письмо, когда была жива, чтобы ты прочел после ее смерти.

Это тоже было странно – ведь если она знала, что собирается умирать, то должна была бы кому-нибудь сказать об этом. Я просунул пальцы под клапан и вскрыл конверт.

Дорогой Фред,

мой храбрый солдатик!

Дальше этих слов я не продвинулся, потому что внезапно опять подступили слезы. Я сглотнул их и сделал медленный выдох.

Папа положил мне руку на плечо:

– Не обязательно читать прямо сейчас. Отложи, прочтешь, когда сможешь. Когда наберешься сил. – Он постучал костылем по гипсу. – Пойду прилягу. Эта нога меня добьет.

Я помог ему спуститься и устроиться на диване.

– У твоей Бабс не было ничего важнее тебя. – Голос у папы вдруг сделался тоненький, даже писклявый. – И у меня тоже нет ничего важнее.

В груди у меня как будто раздулся громадный пузырь из грусти, и я подумал, что лучше побыть одному.

– Пойду наверх. Сделать тебе что-нибудь, пока я здесь?

– Притащи баночку пивка и пачку «Уотситс», если тебе не трудно.

Я принес ему пиво и чипсы, взбил подушки и почесал спину там, где он не достает.

– Ты хороший парень, Фред. Мама бы тобой гордилась.

Я никогда не видел маму. Не знаю, какой у нее голос. Не знаю, пахла ли она лавандой, как Бабс, или каким-нибудь другим цветком. Не знаю, умела ли она скручивать язык трубочкой, как я (папа не умеет), не знаю, успела ли она меня увидеть, прежде чем умерла.

Я знаю о маме ровно один факт: она была легким человеком.

Ну то есть совсем легким.

Я оставил папу в облаке пыльцы от кукурузных чипсов «Уотситс», поднялся к себе и достал из ящика письменного стола блокнот «Мама бы мной гордилась». Я записываю в него свои поступки, которыми, по мнению папы, мама гордилась бы. Там довольно много записей. Совершить все эти поступки было не трудно, но мне все равно нравится перечитывать блокнот. Вот вам несколько примеров, чтобы вы понимали, о чем я:

Первый раз пошел в школу Святой Терезы.

Я только и сделал, что поел немного хлопьев «Фрости» и оделся в школьную форму (даже шнурки сам не завязывал – их завязала мне Бабс).

Играл в школьном рождественском спектакле.

У меня даже роль была без слов: стоял на четвереньках с привязанной к животу резиновой перчаткой (это было вымя) и время от времени говорил «му-у».

Научился ездить на велике.

Вообще-то буквально все (кроме Чарли) научились раньше меня.

Получил первую наклейку в тетрадке по математике (в 7 лет).

Я выучил таблицу умножения только на два, пять и десять. А Бен – на семь, что очень трудно, когда ты всего лишь в третьем классе.

* * *

Я добавил запись о том, что принес папе пиво и чипсы и почесал ему спину. А потом я, должно быть, незаметно задремал, потому что, когда проснулся, оказалось, что блокнот прилепился к моему лицу моей же собственной слюной. Я его аккуратно отлепил – несколько слов размазалось, но не полностью. Я глазам своим не поверил, когда посмотрел на свой будильник в виде робота и увидел, что уже восемь вечера. Восемь! Я пропустил чай! Бабс ни за что не дала бы мне пропустить чай, потому что мне нужно хорошо питаться. У меня молодой растущий организм.