– Вот что значит быть молодым и глупым, – проворчал Нед Тайлер, но при этом нежно покачал головой, глядя вверх. – Лучше бы этот юный балбес скрыл от отца свои фокусы.

Хэл добрался до конца грот-рея и, не задержавшись, скользнул по канату вниз, через секунду очутившись в десяти футах над палубой. Оттуда он легко спрыгнул и приземлился на крепкие босые ноги, согнув колени, чтобы погасить силу удара о выскобленные белые доски.

Выпрямившись, Хэд повернулся к корме – и застыл при звуке нечеловеческого крика. Это был первобытный рев, угрожающий вызов какого-то огромного хищника…

Хэл оставался на месте всего секунду, а потом инстинктивно развернулся и отпрыгнул в сторону, когда на него бросилась какая-то высокая фигура. Он услышал свистящий звук еще до того, как увидел клинок, и поднырнул под него. Серебристая сталь сверкнула над его головой, и напавший снова взревел, теперь уже от ярости.

Хэл лишь мельком увидел лицо своего противника, черное и блестящее, и провал разинутого рта, обрамленный огромными, квадратными белыми зубами, и язык – такой же розовый и изогнутый, как у леопарда…

Хэл подпрыгнул и уклонился, когда серебристое лезвие снова метнулось к нему по дуге. Он почувствовал, как что-то дернуло его за рукав куртки – это острие рассекло ее кожу, – и отскочил назад.

– Нед, клинок! – бешено крикнул Хэл рулевому за своей спиной.

При этом он не сводил глаз с противника. Зрачки у того были черными, как обсидиан, а радужки побледнели от ярости… белки же этих глаз налились кровью.

Хэл отскочил в сторону, уйдя от следующего яростного броска мужчины, и тут же ощутил на щеке дуновение воздуха от пронесшегося рядом лезвия.

За спиной он услышал, как с шорохом выскочила из ножен боцмана абордажная сабля, и оружие скользнуло по палубе в его сторону. Хэл плавно наклонился и подхватил его. Рукоятка совершенно естественно легла в его руку, и он встал в позу обороны, направив острие в глаза напавшего.

При виде грозного оружия Хэла высокий мужчина приостановился, но когда Хэл левой рукой выхватил из-за пояса десятидюймовый кинжал и его острие также направил в сторону напавшего, безумный свет в глазах у того стал холодным и оценивающим. Они кружили по палубе у грот-мачты, их оружие слегка покачивалось, как бы ища возможность удара…

Матросы на палубе бросили все дела – даже те, кто стоял у насосов, – и встали широким кругом возле противников, как будто наблюдали за боем петухов. Их лица горели азартом, они надеялись увидеть пролитую кровь. Зрители кричали и ухали при каждом отбитом выпаде, подбадривали своих фаворитов:

– Отруби ему его здоровенные черные яйца, Хэл!

– Выдери этому петушку все перья из хвоста, Эболи!

Эболи был на пять дюймов выше Хэла, и на его стройном, подтянутом теле не было ни капли жира. Он происходил с восточного побережья Африки, из воинственного племени, высоко ценившегося работорговцами. С его головы были тщательно выщипаны все волоски, и она блестела, как полированный черный мрамор, а щеки украшали ритуальные татуировки и завитки выпуклых шрамов, которые придавали ему пугающий вид. Двигался Эболи на своих длинных мускулистых ногах со специфической грацией, раскачиваясь от талии, как некая огромная черная кобра. На нем красовалась только юбка из поношенного холста, а грудь оставалась обнаженной. Каждая мышца его торса и рук как будто жила своей собственной жизнью, словно под намасленной кожей скользили и извивались змеи.

Он внезапно сделал выпад, и Хэл с отчаянным усилием подставил под удар саблю, но почти в то же мгновение Эболи изменил направление, снова нацелившись в голову Хэла. И в этом ударе была такая сила, что Хэл понял: ему не блокировать его одной лишь абордажной саблей. Он выбросил вперед оба клинка, скрестив их, и остановил нападение прямо над своей головой. Сталь зазвенела, ударившись о сталь, и зрители взвыли, восторгаясь искусством и красотой схватки.

Но в пылу атак Хэл уступал в темпе, а Эболи снова и снова наседал на него, не давая передышки, пользуясь более высоким ростом и превосходящей силой, чтобы противостоять природной ловкости юноши.

На лице Хэла отразилось отчаяние. Он уже отступал, готовый сдаться, его движения потеряли скоординированность: он устал, а страх притуплял его реакцию. Жестокие зрители ополчились на него, требуя крови, подбадривая неумолимого противника Хэла:

– Поставь метку на его хорошенькое личико, Эболи!

– Покажи нам его кишки!

Пот залил щеки Хэла, его лицо исказилось, когда Эболи прижал его к мачте. Хэл вдруг показался намного моложе, он едва не плакал, его губы дрожали от ужаса и измождения. Он уже не пытался контратаковать. Он просто защищался. Он бился за свою жизнь.

А Эболи нападал снова и снова, то метя в туловище Хэла, то меняя угол и целясь в ноги. Хэл находился уже на пределе сил, он мог лишь отбивать каждый очередной удар.

Потом Эболи снова сменил тактику: он сделал низкий обманный выпад в сторону левого бедра Хэла и тут же перенес вес на другую ногу и выбросил вперед длинную правую руку. Сверкающее лезвие проскочило сквозь защиту Хэла, и зрители взревели, увидев наконец кровь, которой жаждали.

Хэл отскочил в сторону от мачты и на мгновение замер на солнечном свете, ослепленный собственным потом. Кровь медленно капала на его куртку, но она текла из маленькой ранки, нанесенной с искусством хирурга.

– Если будешь драться как женщина, будешь каждый раз получать по шраму! – рявкнул Эболи.

С выражением усталого недоверия Хэл поднял левую руку, в которой все так же держал кинжал, и тыльной стороной кулака отер, но крови было, пожалуй, много для такой раны.

Зрители радостно ржали.

– Ну, зубы сатаны! – хохотал один из рулевых. – У этого симпатяги крови явно больше, чем храбрости!

И от этой насмешки внутри Хэла что-то переломилось. Он опустил кинжал и выставил его в положение обороны, не обращая внимания на кровь, все еще стекавшую с его подбородка. Его лицо ничего не выражало, как лицо какой-нибудь статуи, а сжатые губы побледнели до белизны. Из глубины его горла вырвался низкий рык, и Хэл бросился на негра.

Он пронесся через палубу с такой скоростью, что Эболи оказался застигнутым врасплох и отступил назад. Когда же они скрестили оружие, Эболи ощутил в руке юноши новую силу, и его глаза прищурились. А потом Хэл накинулся на него с яростью раненого дикого кота, рвущегося из капкана.

Боль и ярость наполнили его новой силой. Взгляд Хэла стал безжалостным, зубы он стиснул так, что все мышцы лица натянулись, превратив его в маску, на которой не осталось и следа юности. Однако бешеная злоба не лишила Хэла рассудка и хитрости. И в нем проснулись все те умения, которые он отрабатывал сотнями часов тренировок.

Зрителей ошеломило чудо, свершившееся у них на глазах. Казалось, что мальчик в одно мгновение превратился в мужчину, что он даже вырос, когда очутился лицом к лицу со своим темнокожим неприятелем.