— Дорогой Патрик, послушать тебя, можно подумать, ты будешь жалеть, что я уеду.

Он приблизился и странно посмотрел на нее.

— Сколько времени мы знаем друг друга, Паула?

— Почти восемь лет.

— И в течение всех этих восьми лет, я могу сказать тебе это теперь, я никогда не думал о том, чтобы поцеловать тебя… кроме одного раза.

— Что ж, для меня это новость. И когда это было?

— Когда мы пошли на ту прогулку в Сент-Айвс два года назад. Мы попали под ливень и нашли убежище на крыльце. Мы долго стояли там молча, помнишь?

— Да, и могу сказать теперь, какой же ты болван, что не воспользовался ситуацией. Почему такая сдержанность?

— Не знаю. Возможно потому, что мы всегда были друзьями.

Настала очередь Паулы замолчать. Теперь они находились очень близко друг к другу, и Патрик смотрел в красивые голубые глаза молодой женщины, как будто видел их впервые. В них все еще бегали озорные искорки, но теперь там было что-то новое, чего он не видел раньше.

В его защиту нужно сказать, что он был столь дезориентирован выражением ее лица, что просто не знал, что делать. Впоследствии он понял, что в эту сладкую сентябрьскую ночь в ее выражении не было ничего нового, но просто он, наконец, увидел нечто, что было глубоко спрятано все время с того дня, как она задала вопрос, когда родилась королева Виктория.

Губы молодого человека медленно приблизились к губам подруги.

Паула не сопротивлялась.

Луна заливала тихий пляж серебряным светом. Деликатное облако закрыло ее свет на некоторое время и, казалось, улыбнулось, когда розовая блузка в третий раз за ночь упала на песок…

* * *

На следующее утро Патрик провожал Паулу на станцию. Присутствовали и родители молодой женщины. Они сядут на этот же поезд два дня спустя, чтобы встретиться с ней в Лондоне. Молодой человек не слышал их слов прощания, но видел, как Паула нежно улыбнулась ему через окно купе. Взглянув в бездну ее голубых глаз, он вновь пережил эпилог их ночной идиллии.

— Боже мой, Патрик, что мы наделали?

— Один последний акт безумия, — вздохнул он. — Жалеешь?

Паула с полуулыбкой на губах медленно покачала головой.

— И я, Паула, я…

— Называй меня любимой. Ты имеешь право на это еще несколько минут.

— Я… я никогда не забуду эту ночь.

— Которая навсегда останется нашей дорогой, сладкой тайной.

— Нашей тайной, любимая.

Они остановились на вершине скалы, чтобы обменяться долгим поцелуем, который, как они поклялись, будет их последним, и решили, что их приключение закончится тут же. Но они нарушили это обещание еще несколько раз, так что даже при том, что расстояние от бухты до их домов было коротким, было уже три часа ночи, когда они назвали друг друга любимыми в последний раз.

Раздался свисток, и поезд тронулся. С незнакомым чувством, которое он не пытался определить, Патрик смотрел, как он уезжает.

Когда он оказался вне поля зрения, миссис Лайл заговорила:

— Вы двое подождете здесь? Я пойду и куплю билеты. Нет смысла откладывать на последнюю минуту.

Артур Лайл кивнул в знак согласия и повернулся к молодому человеку:

— Теперь, когда женщины ушли, мы можем поговорить серьезно. Я знаю, что вы оказали большое влияние на брак Паулы.

Патрик открыл было рот, чтобы заговорить, но собеседник опередил его:

— Паула очень колебалась. Только Небо знает почему. Мой большой опыт говорит мне, что Фрэнсис — хороший человек во всех отношениях. Но женщины… — сказал он, поднимая глаза к небу. — Всегда приходиться указывать им правильное направление.

Он обнял Патрика и продолжил:

— Знаете, мой мальчик, отцу не всегда легко говорить с дочерью, особенно если ее нужно в чем-то убедить. Паула сказала мне, что это вы ее убедили. — Он с уважением посмотрел Патрику прямо в глаза. — Я знаю, что вы всегда были истинным другом для Паулы, верным и честным другом. Поэтому, как ее отцу, позвольте мне сказать вам огромное спасибо за все, что вы сделали для нее.

Вернувшись домой, Патрик насвистывал какую-то мелодию, чтобы казаться спокойным и уверенным в себе. Но сильный пинок по невинному мусорному баку выдал его отнюдь не прекрасное настроение.

3

Бракосочетание Фрэнсиса Хилтона и Паулы Лайл состоялось в назначенный день, а Сара, сестра Фрэнсиса, вышла за Харриса Торна два месяца спустя. В этот момент наше повествование переносится сразу в следующую весну в лондонский район Сент-Джонс-Вуд, где живут мистер и миссис Говард Хилтон, родители Фрэнсиса и Сары.

Выглядя взволнованным, Говард Хилтон безучастно смотрел, как жена наливает ему чашку чая. Дороти, слабого сложения и ничем не примечательная, привлекала внимание разве что отсутствующим выражением бледных голубых глаз. Любой, кто хорошо знал эту пару, не мог не заметить, как Говард Хилтон за последние месяцы изменился. Он все еще держался просто, с достоинством и дружески, что было естественно для него, но его жесты выдавали подавляемую нервозность, совершенно ему не свойственную. Он только что потерял работу в мелкой компании по изготовлению деревянных игрушек, где проработал всю жизнь и был одним из лучших служащих. После смерти хозяина компания перешла к новому владельцу, и для Говарда не осталось места. Несмотря на то, что его уволили в пятьдесят пять лет, его не слишком волновали ни поиски новой работы, ни финансовое положение, которое было отнюдь не блестящим. Свадьба дочери не стоила ему ни пенса (зять отклонил его попытку поучаствовать в расходах), но именно там лежал источник его беспокойства.

Потягивая чай, он осматривал комнату, которую знал двадцать лет. Хоть и не роскошный, холл был удобен, два больших окна, выходящих в сад, которому он посвятил столько трудов, пропускали в помещение много света.

— Знаю, о чем ты думаешь, Говард: тебе не хочется отсюда уезжать. Но какой у нас выбор? И, сказать правду, мысль собраться всем жить в поместье не вызывает у меня ни малейшего недовольства. Ты, кажется, не понимаешь, что нам больше не придется считать каждый пенс, как всю нашу прошлую жизнь. И дети будут с нами рядом. Нам очень повезло иметь такого зятя, как Харрис.

Харрис. Харрис Торн. Говард никак не мог выбросить это имя из головы по нескольким причинам. Во-первых, этот человек женился на его дочери. Во-вторых, он был богат, очень богат… слишком богат. Его родители оставили ему большое наследство, и в тридцать восемь лет он стоял во главе успешной фирмы по производству велосипедов в Ковентри, которой руководил умело и властно. Его сильный голос,