Женщина быстро поднялась, глядя на Извира испуганным взглядом.

«Молодая, — подумал Извир, — и, наверное, красивая. Хорошо, что я в этом ничего не понимаю».

— Где Жильк? — прерывисто спросила женщина.

— Его нет. Я его убил.

— Теперь я должна быть твоей женой?

— Нет. У меня есть жена и второй мне не надо. Смотри, это убежище, в котором ты будешь жить. А мы уйдём. Думаю, ты разберёшься, что здесь и как.

— Женщина не может жить одна, без мужчины.

— Захочешь жить — научишься.

Извир навязал на грудь коврик в котором плакала Йя-ю, подошёл к двери.

— Пока снаружи зима, туда не выходи. А дальше — как захочешь.

Вышел, плотно притворил дверь и пошёл, проваливаясь в нападавший снег.

Часа через три Извир набрёл на здоровенный выворотень. Стенка из переплетшихся корней и земли прикрывала с одной стороны от пронизывающего ветра. Извир набрал сучьев, благо что после падения дерева, их нашлось больше, чем нужно, и разжёг костёр. Сел у огня, погрел руки, погладил ладонью коврик.

— Как ты там?

Ответа не ожидал, но Йя-ю ответила:

— Холодно.

— Ну что ты, ты же у меня на груди, и костёр греет. Хочешь я ещё дров принесу? Тут много.

— Нет, мне по другому холодно.

— Всё ещё сердишься?

— Что на тебя сердиться? Я же знала, за кого замуж выхожу. Другим ты быть не можешь. Вышла бы я за кого другого, меня бы давно убили, ещё когда вандалохи Длинный Дом штурмовали. А ты меня спас, и я ещё пожила маленько.

— Я бы и тогда тебя спас, — грубовато сказал Извир. — И сейчас спасу. Переночуем под этой корягой, а завтра пойдём и отыщем новое убежище. Самое лучшее.

— Не-ет… — протянула Йя-ю. — Не отыщем. Это было последнее.

— Откуда знаешь?

— Да уж знаю.

— Не придумывай. Спи, давай, или книгу читай про героев, которые никогда не сдаются.

Йя-ю замолчала, возможно, и вправду заснула, а Извир сидел, подкидывал в огонь ветки и думал.

Скорей всего, в мире вправду больше не осталось убежищ, где могли бы жить люди. Убежище это не медвежья берлога. Медведь, изгнанный сильным соперником, бежит и устраивает себе, пусть плохонькую, но настоящую берлогу. А люди сродни не медведям, а слизнякам, потому они так легко сдались. Два слизняка в одной ракушке не живут, и потому рано или поздно, все они остаются без убежища.

Только он оказался уродом в своей семье. Он не медведь, но и не слизняк. Поэтому завтра, если доведётся проснуться, он встанет и пойдёт на поиски убежища. Не для себя, себе уже ничего не надо, — а для Йя-ю, для её смеха и непонятных книг. Он будет идти, согревая Йя-ю своим телом, пока усталость, голод и мороз не высосут последнее тепло из груди. Но до последней минуты он не остановится и будет делиться теплом с любимой.