всех паник, бумов и крахов на Уолл-стрит и в Сити. Они пережили войны и депрессии, скандалы и слушания, взрывы и покушения. Ни одна другая финансовая династия в наше время не сохраняла столь устойчивого превосходства. Ее летопись - это зеркало, в котором мы можем изучать изменения в стиле, этике и этикете высоких финансов. Чтобы упорядочить эту обширную панораму, мы разделим нашу сагу на три периода. Эта схема применима главным образом к дому Моргана, но, как мне кажется, имеет более общее значение и для других банков.

В эпоху баронства Пьерпонта Моргана до 1913 г. банкиры были хозяевами экономики, или, по выражению писателя Фредерика Льюиса Аллена, "властелинами созидания". Они финансировали каналы и железные дороги, сталелитейные заводы и судоходные линии, обеспечивая капиталом зарождающееся индустриальное общество. В эпоху жестокой и неуправляемой конкуренции банкиры разрешали споры между компаниями и организовывали тресты для усмирения соперничества. Являясь основными посредниками между пользователями и поставщиками капитала, они контролировали масштабное промышленное развитие. Поскольку они нормировали дефицитный капитал, то часто оказывались более влиятельными, чем финансируемые ими компании, и приобретали все больший контроль над ними. Это привело к появлению целого поколения самоуверенных банкиров, которые сколотили баснословные состояния, вызвали ужас у населения и в конце концов стали инициаторами политической кампании, направленной на ограничение их гипертрофированного влияния.

В дипломатическую эпоху Дж. П. Моргана-младшего, ограниченную двумя мировыми войнами, частные банкиры выступали в качестве помощников правительства, выполняя тайные миссии и действуя на равных с центральными банками. Теперь банкиры Моргана стали посредниками во власти и неофициальными представителями правительств на всемирных конференциях. Будучи доверенными лицами королей, президентов и римских пап, они действовали в зарубежных сделках под пристальным наблюдением Вашингтона или Уайтхолла. Для внешнего мира они часто казались видимым лицом государственной политики. На родине они оставались "традиционными банкирами" для компаний, которые если и сохраняли лояльность, то все меньше нуждались в покровительстве сильного банкира. Поддерживая эксклюзивные отношения с клиентами, партнеры Моргана наслаждались роскошью мира, который по современным меркам выглядит завидно изящным и неторопливым.

В послевоенную эпоху казино банкиры утратили контроль над клиентами в условиях жесткой анонимной конкуренции на глобальных рынках. Транснациональные корпорации теперь возвышаются над банкирами и соперничают с ними в плане капитала и финансовой экспертизы. Институциональные инвесторы, такие как страховые компании, паевые и пенсионные фонды, представляют собой новые противостоящие источники власти. Поскольку компании и правительства могут привлекать деньги во многих валютах и странах, баланс сил резко смещается в сторону от банкиров. Это кажется парадоксальным в эпоху, когда в новостях ежедневно рассказывают о ярких миллиардных сделках. Однако, как показывает история с Morgan, этот новый стиль финансовой агрессии на самом деле является симптомом слабости банкиров. По мере того как освобождались их старые клиенты, банкиры-джентльмены были вынуждены суетиться в поисках бизнеса и новых ниш. Они нашли эти ниши в безжалостном мире корпоративных поглощений, которые спасли их самих, но поставили под угрозу экономику. В эту новую эпоху финансов банкиры отказались от традиций, которые управляли англо-американскими финансами с викторианской эпохи.

Тезис этой книги заключается в том, что никогда не будет другого банка, столь же могущественного, таинственного и роскошного, как старый дом Морганов. То, что представляли собой Ротшильды в XIX веке и Морганы в XX, не будет повторено ни одной фирмой в следующем столетии. Банкир больше не обладает монополией на большие денежные массы. По мере становления мировых финансов власть стала распределяться между многими институтами и финансовыми центрами. Таким образом, в нашем рассказе мы видим стремительно исчезающий банковский мир - мир огромных поместий, коллекций произведений искусства и океанских яхт, мир банкиров, которые общались с главами государств и воображали себя эрзац-королями. Вопреки обычному закону перспективы, Морганы кажутся все больше и больше по мере удаления от времени.

БРУКЛИН, НЬЮ-ЙОРК

ИЮЛЬ 1989 Г.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Эпоха баронства

1838-1913 гг.

 

 

ГЛАВА 1. СКРУДЖ

 

Когда в 1835 г. балтиморский коммерсант Джордж Пибоди отплыл в Лондон, мир переживал долговой кризис. Неплательщиками были не непонятные балканские страны или южноамериканские республики, а американские государства. Соединенные Штаты поддались повальному увлечению строительством железных дорог, каналов и пропускных пунктов, обеспеченных государственными кредитами. Теперь законодатели Мэриленда с бравадой разорившегося человека угрожали присоединиться к другим штатам и отказаться от выплаты процентов по своим облигациям, которые в основном продавались в Лондоне. Пибоди, будучи одним из трех уполномоченных штата, которым было поручено пересмотреть условия долга, призывал чиновников сбавить обороты и успокоить британских банкиров. Однако американские законодатели сочли, что проще потворствовать ненависти иностранных банкиров, чем повышать новые налоги для обслуживания долга.

Лондон был солнцем в финансовой солнечной системе. Только Великобритания обладала огромным избытком средств в мире, где не хватало капитала, а стерлинг был валютой мировой торговли; его официальное использование восходит к Вильгельму Завоевателю. После наполеоновских войн банкиры Сити - финансового района Лондона - стали самозваными властителями, зачастую имевшими доступ к большим деньгам, чем правительства и компании, которые они финансировали. Такие фирмы, как Barings и Rothschilds, поддерживали имперский режим, не указывая свои имена на дверях и бланках, отказываясь от привлечения клиентов и открытия филиалов, требуя эксклюзивных отношений с клиентами. Государственные деятели Европы и Латинской Америки смиренно переступали их пороги. По словам одного из наблюдателей, "получить приглашение на обед было все равно, что попасть на аудиенцию к королю".

Сорокалетний Пибоди, хотя и был горячим патриотом, отождествлял себя с британскими кредиторами. Когда другие члены комиссии от Мэриленда в отчаянии вернулись домой, Пибоди устроил блестящий обед для дюжины банкиров , чтобы убедить их в том, что американцы не все сплошь деревенские мошенники. Он утверждал, что только новые займы могут гарантировать возврат старых - удобная фраза, которую повторили многие будущие штаты-должники. Банкиры, не прекращая кредитования Мэриленда, выделили ему еще 8 млн. долл. Как сказал о Пибоди его друг, английский политический деятель Джордж Оуэн, "он одолжил деньги на лицо". Чтобы смягчить предубеждение англичан против "продажных" американцев, он смело отказался от своих комиссионных в размере 60 тыс. долл.

Пибоди, хороший собеседник, не отличался привлекательностью. Ростом выше шести футов, со светло-голубыми глазами и темно-каштановыми волосами, он имел обрюзгшее лицо с впалым подбородком, курносым носом, боковыми усами и тяжелым взглядом. То, что этот скромный человек основал Дом Морганов, ставший впоследствии "белым перстнем" с партнерами из высшего общества, известными своей привлекательной внешностью и стильной одеждой, - ирония судьбы. Он носил на себе шрамы ранней бедности, быстро чувствовал обиды и