чувством вины - это был не их любимый стиль. "Ваш платеж мистеру Уэбстеру будет выглядеть не очень хорошо, если об этом станет известно", - предупредил Джошуа Бейтс, старший партнер Baring, Томаса Уорда, американского рассыльного, участвовавшего в операции. Бейтс, трезвый и добросовестный бостонец, сокрушался о том, что они делают: "У меня какой-то инстинктивный ужас перед тем, чтобы делать одно для достижения другого, использовать какие-либо уловки или умолчания", - признался он Уорду.

Какими бы ни были их угрызения совести, сговор процветал: сторонники возобновления были избраны вигами и в Мэриленде, и в Пенсильвании, а лондонские банкиры вновь получали платежи из обоих штатов. Пибоди, никогда не забывавший обид, исключил из своей последующей благотворительной деятельности наиболее упорных должников - Флориду и Миссисипи. Даже альтруизм имеет свои пределы.

Когда обесценившиеся государственные облигации, которые Пибоди скупал в начале 1840-х годов, снова стали приносить проценты, он получил целое состояние. Затем, когда в 1848 г. по всему континенту прокатилась революция, американские ценные бумаги стали казаться надежным убежищем по сравнению с европейскими. А когда к концу 1840-х годов калифорнийская золотая лихорадка и Мексиканская война уничтожили последние остатки депрессии, Пибоди вновь возгордился своими родными корнями. Теперь он вообразил себя послом американской культуры в Лондоне и рассылал бочки с американскими яблоками, бостонскими крекерами и домашней крупой.

4 июля 1851 г. он устроил первый из своих ужинов в честь Дня независимости, на котором в качестве почетного гостя присутствовал престарелый герцог Веллингтон. Под портретом королевы Виктории и портретом Джорджа Вашингтона работы Гилберта Стюарта британский министр в Вашингтоне и американский министр в Лондоне осушили дубовый кубок и подняли тост за начало Великой выставки в новом лондонском Хрустальном дворце. Поскольку Конгресс не хотел финансировать американских экспонентов, Пибоди выступил в роли импресарио, оплатив показ жнеца Сайруса Маккормика и револьверов Сэмюэля Кольта. Однако не все представления Пибоди, посвященные англо-американской дружбе на Четвертое июля, проходили по желаемому сценарию. В 1854 г., когда Пибоди поднял тост за королеву Викторию перед президентом Пирсом - поступок, который Вашингтон считал откровенной ересью, - Джеймс Бьюкенен, посол США в Лондоне и впоследствии президент, возмущенно выбежал из комнаты.

Как банкир и посредник для американцев в Лондоне - однажды за одну неделю он пообедал с восемьюдесятью приезжими американцами и сводил тридцать пять человек в оперу - Пибоди постоянно сталкивался с яростным снобизмом британских аристократов по отношению к американскому торговому классу. Особенно ярко эта снисходительность проявилась во время поездки коммодора Вандербильта в Лондон в 1853 году. Коммодор - вульгарный, нецензурный и развратный - хотел показать лондонскому обществу все великолепие самого богатого человека Америки. Вместе с женой и двенадцатью детьми он отплыл в Англию на своем богато украшенном двухтысячетонном судне "Северная звезда", на борту которого находились кормилица, врач и капеллан. Пибоди разместил Вандербильтов в Гайд-парке и поселил их в своей ложе в Ковент-Гардене; тем временем двор подверг показного коммодора остракизму.

В 1850-х гг. Пибоди сколотил состояние в 20 млн. долл., финансируя все - от торговли шелком с Китаем до экспорта железных дорог в Америку. Хотя в начале 1850-х годов он построил лицей и библиотеку для своего родного города Дэнверса, в основном он хранил свои деньги, готовясь к очередной панике. Его неуверенность в себе только усиливалась по мере того, как он все больше терял. В 1852 г. он сказал другу: "Мой капитал... достаточен (конечно, ближе к 400 000 фунтов, чем к 300 000). ...но я пережил слишком много денежных паник, не пострадав, чтобы не увидеть, как часто сметаются большие капиталы, и что даже со своим собственным я должен соблюдать осторожность".

Джуниус Морган, ставший партнером Пибоди в 1854 г., позже рассказывал, что однажды утром он застал его в графском доме больным и ревматичным. У скупого Пибоди не было кареты, и он приезжал на работу на общественном конном экипаже. "Мистер Пибоди, с такой простудой вам не стоит здесь задерживаться", - сказал Морган. Взяв шляпу и зонтик, Пибоди согласился отправиться домой. Через двадцать минут, направляясь к Королевской бирже, Морган обнаружил Пибоди, стоящего под дождем. "Мистер Пибоди, я думал, вы идете домой", - сказал молодой человек. "Да, я еду, Морган, - ответил Пибоди, - но пока пришел только двухпенсовый автобус, а я жду пенни".К этому времени на банковском счете Пибоди скопилось более 1 млн. фунтов стерлингов.

Наслаждаясь местью клерка, Томас Перман, помощник Пибоди, передал целый ворох неприятных историй, порочащих ореол благосклонности Пибоди. Он рассказал, как его начальник, который каждый день обедал за рабочим столом из маленького кожаного ланч-бокса, посылал офисного мальчика купить ему яблоко. Эти яблоки стоили один пенс полпенни, и Пибоди давал мальчику два пенса; хотя мальчик мечтал оставить себе полпенни в качестве чаевых, Пибоди всегда требовал их обратно.

К началу 1850-х годов Пибоди приближался к шестидесяти годам и страдал от подагры и ревматизма. Его годовые сбережения были просто поразительными: из общего годового дохода в 300 тыс. долл. он потратил лишь около 3 тыс. долл. При таком богатстве и такой скупости он был готов к духовному обращению. Позднее он говорил: "Когда на меня нахлынули боли, я понял, что не бессмертен... Я понял, что в жизни есть люди, которые так же стремятся помочь бедным и обездоленным, как и я - заработать деньги".

Захотев посвятить себя филантропии, Пибоди столкнулся лишь с одной проблемой. Будучи авторитарным банкиром, он никогда не делился полномочиями и лишь в 1851 г. неохотно сделал своего офис-менеджера Чарльза К. Гуча младшим партнером, чтобы кто-то мог действовать в его отсутствие. Гуч был грустным Бобом Крэтчитом, который обращался к Пибоди как трепетный клерк; на самом деле он начинал как главный клерк. Одно из писем своему начальнику он начал так: "Дорогой сэр, я не часто беспокою вас письмами, поскольку знаю, что вам не нравится читать их, а мои - на темы, не слишком приятные". Гуча готовили к карьере постоянного подчинения и подтягивания за волосы.

В обычных условиях Пибоди выбрал бы сына или племянника, чтобы тот возглавил бизнес. Большинство торговых банков представляли собой семейные партнерства с несколькими талантливыми посторонними людьми. Но Пибоди, будучи холостяком, оказался в необычном положении: ему пришлось искать наследника и завещать свою империю незнакомому человеку. Впрочем, он был не чужд женскому обществу. Не куря и не выпивая, он прибегал к теневому миру незаконных удовольствий. Небезызвестный Перман рассказывал Морганам о любовнице Пибоди в Брайтоне, которую он щедро одаривал авансами в размере 2 тыс.