зубов, так как среди их команды один был хоккеистом, а второй армянским борцухой. К счастью до этого не дошло.

Второй, кстати, от меня не отстал. Через несколько дней встретились с ним на улице, когда шли по маленькой тропинке, и тот специально задел меня плечом. А потом, блистая кавказским акцентом, предъявил мне:

– Ле-е, слишь! Ти папутал что ли?! Э-э!

– Вообще-то тропа позволяла разойтись.

– Фсё! Иди, и чтоб на гляза маи большэ нэ попадался!

– И ты мне тоже.

К счастью всё вроде бы закончилось. Шли позже с Андреем в гробовом молчании. Я лишь изредка поражался тому, что с моими извинениями за громкий мат конфликт вроде как должен был быть исчерпан, а на деле разгорелся с новой силой. Да и в конце концов всё можно понять, но учитель не имеет права поднимать руку на ребёнка и пытаться его заломать или завалить, как делала та училка. Какого чёрта тогда произошло?!

До его третьей школы мы дошли в самом скверном расположении духа, пускай с другой стороны и казалось, что всё обошлось. И тут совершили главную ошибку, причиной которой послужил сильный мороз, стоявший в тот день

– Подожди меня внутри. Я сейчас выйду… – говорит мне Андрей, и мы заходим в школу. В ту самую, куда возвращались и те, с кем мы конфликтовали ещё несколько минут назад!

Надо ли быть Вангой, чтобы догадаться, что же произойдёт дальше? Только они вернулись, как тут же заметили меня, сидевшего прямо в вестибюле школы, где Андрей попросил его подождать.

– Ого! Он!

– Чё ты тут забыл?!

– Вали из нашей школы!

Я остался сидеть, да и тем более, что никто в конфликт встревать уже вроде бы не захотел. Но рано радовался. Вторая училка, что вела учеников решила на меня таки наехать.

– Вам нельзя находиться в здании школы! Немедленно выйдите отсюда!

– На улице холодно, а я Андрея жду…

– Меня не волнует! Покиньте школу! Посторонним внутри здания находиться нельзя!

– Сейчас Андрей выйдет, и я уйду!

– Выйдите, я сказала!

Справедливости ради можно отметить, что эта уже не пыталась заломать мне руки или прогнуть через спину. Но в тогда я был столь зол после столкновения с её коллегой, что просто не смог сказать ничего иначе:

– Да пошла ты…

И вышел вон.

***

То, что произошло со второй училкой, и стало по итогам основанием для того, чтобы писать на меня заявление в полицию. Да и до кучи оказалось, что она не просто кто-то там, а завуч школы оказалась ни много, ни мало! Вот на том собрании меня перед фактом и поставили. Мол, идите да извиняйтесь! Не делайте себе хуже. И я пошёл.

Хотел ли я того? Честно говоря, вот вообще никакого желания не было. А имейся оно, так ноги не понесут, настолько не хотелось пред ними унижаться. Но делать было нечего. Оставалось только развести руками и топать на лобное место.

Одно было классно, мои друзья, мои пацаны со мной! До последнего пытались меня защитить, даже школьный устав смотрели, дабы убедиться, что я ничего не нарушал, и завуч в тот день на меня зря наехала. Молодцы! Только их поддержка душу и грела. А с этим и унижаться перед той училкой не так страшно…

И вот я снова в этой злосчастной третьей школе. Захожу внутрь, будто бы в царство кромешного ада. За дверьми мрак практически без света, даже воздух немного смрадный – не такой свежий как в моей родной десятке. Иду по тёмным, мерзопакостным коридорам и нахожу в учительской того завуча. В тот злополучный день она предстала передо мной какой-то пожилой дамой в дешёвом пальто и старческой меховой шляпе. Уже там в кабинете я увидел русоволосую молодую женщину с кислой миной на лице.

– Здравствуйте!

– Да. Что вам?

– Прошу прощения за своё поведение и то, что вам сказал… – проговариваю я на выдохе.

– Хорошо… – спокойно и как бы отрешённо отвечала она. В тот момент у меня возникло стойкое представление о том, что ей на самом деле было глубоко плевать, чего я ей там наговорил. Будто бы и не заметила. Зачем тогда с угрозой заявления в полицию наезжала? Чтобы только это услышать и отпустить?

Хуже вышло с той самой училкой физкультуры и ОБЖ. Только я захожу в зал, эта сразу же окинула меня презрительным и надменным взглядом, как бы говоря: «Ну давай, ничтожество… Я слушаю». Рядом с ней сидела одна из учениц, также смотревшая меня как на какое-то убожество.

– Прошу прощения… – сухо проговариваю я сквозь зубы.

– За что? – спрашивает она в ответ.

Я молча смотрю в пол. Пусть говорит, что хочет: меня уже не заденет.

Продолжает:

– Вот я же вижу, что ты даже не понял, за что извиняешься. Где искренность? Ты не осознал своей ошибки…

Я мысленно отвечаю: «О, да! Виноват в том, что не позволил тебе себя заломать? Ты же заявление в полицию на меня хотела писать ни к селу, ни к городу! Лично её в отличие от их завуча я не оскорблял, за мат тогда извинился. Мой вопрос «зачем полицию» не мог быть причиной уголовки или даже административки. Я вообще пришёл к тебе чисто лишь бы отстали. Искренне могу только послать тебя как вашего завуча…»

– Ну ладно. Принимаю извинения. Уж иди.

«Ети спасибо нафиг!» – думаю я и тут же ухожу прочь, закрыв эту страницу окончательно, но чувствуя гадкое послевкусие.

Одну только пользу всё это возымело: стал меньше материться и делать это тише на улице.