— Все равно, не хотелось бы доставлять лишние хлопоты.

— Для нас это будут приятные хлопоты, господин Фоло, — любезно сказала Камея.

Студенты нерешительно переглянулись.

— Дорогая Камея, но, быть может, господам неприятна наша компания? — наивным голосом спросила Инджин.

Она была изящно-миниатюрной, с гривой черных волос, миндалевидными глазами и неотразимой родинкой на пухлой щечке. Словом, чертовски хороша.

— Что? Как? — всполошился Бурхан. — Вы неприятны? Да ни в коем случае!

Он просто рванулся к собаке в калитке. Кэйр все еще колебался, а когда он колебался последнее слово принадлежало муромскому увальню.

Ждан махнул рукой.

— Да ладно, ваша честь. Брось манерничать! Пойдем. В самом деле, почему бы не перекусить? И давайте же посмотрим, что там, за калиткой!

* * *

За калиткой находился вовсе не двор, чего можно было бы ожидать, а все тот же лес в своем естественном продолжении. Только полоса елей вдоль забора явно была посажена человеческими руками. Зато какие-либо пошлые фонтаны, скамейки, дорожки, беседки или цветники полностью отсутствовали. Везде росла трава, в которой чернели прошлогодние шишки да розовели шляпки грибов.

Земельный участок имел впечатляющие размеры. В одну сторону забор шел вдоль берега, переваливал взгорок, и не было видно, где он там заканчивается. А с другой стороны стена поворачивала к Муром-шляхту и господа студенты припомнили, что тянется она почти до самой дороги. То есть самое малое — с полкилометра. И на всем этом пространстве имелось всего одно-единственное строение.

Примерно в сотне метров от калитки находился невысокий холм, на котором стояла вилла. Здание было сложено из старых, кое-где потрескавшихся, но покрытых лаком и потому сохранивших приятный естественный цвет бревен.

Фасад, обращенный к реке, представлял обширную веранду с распахнутыми по случаю теплой погоды окнами. От веранды к дорожке спускалась крутая лестница с красными ступенями. Первой по ней взбежала Камея. Обернувшись, она подождала, когда поднимутся остальные, а потом с уверенностью хозяйки предложила располагаться в низких плетеных креслах.

— Мы вас на некоторое время покинем, — сказала она, извинившись. — Поскучаете?

— Немножко, — уверила Инджин, очаровательно улыбаясь.

Перед тем как уйти, Камея выглянула в окно и попросила пригласить в кабинет некоего господина де Нанжа.

Голубоглазая Изольда ничего не сказала, но на пороге дверей, ведущих во внутренние покои, вдруг зябко повела открытыми, едва загоревшими плечами. Франц при этом вздрогнул.

— Да не пялься ты так, — сказал Кэйр.

— А что, заметно? — удивился архитектор.

— Да как тебе сказать. Не то чтобы очень слишком…

— …но в глаз бьет, — давясь от смеха, продолжил Ждан.

* * *

Скучать гостям вообще не пришлось.

Сначала на веранде появились две хохотушки-горничные. Щебеча, они расстелили на столе скатерть, поставили вазу с цветами, принесли ящичек с превосходными сигарами, а после этого бесследно исчезли. Им на смену пришла несколько полная, но очень красивая женщина с умными и добрыми глазами.

— Меня зовут Магдой Андреевной, — представилась она.

И предложила господам студентам освежиться перед обедом. Получив согласие, повела их в туалетную комнату.

А господа студенты не успевали удивляться.

Если снаружи бросалось в глаза подчеркнутое уважение к ландшафту, к естественной флоре, без труда угадывалось явное желание ограничиться самыми малыми изменениями, то внутреннее убранство виллы удивляло полной противоположностью, — количеством вложенного труда. Стремление к максимальному комфорту и даже к расточительности здесь чувствовалось с первых шагов. Уже в коридоре гости ощутили насыщенный, но тонкий и удивительно приятный аромат. Архитектор Франц воскликнул, указывая на стенные панели:

— Да это же настоящий сандал, господа! Я не ошибаюсь?

Магда Андреевна слегка улыбнулась.

— Нет, не ошибаетесь. Правда, панели не целиком сделаны из сандала, в них вставлены отдельные дощечки.

— Хорошая штука этот сандал, — заявил Бурхан, поводя носом. — А где он произрастает?

— На материке Изгоев, — грустно сказал Франц.

Он начинал сознавать, что соединить свою судьбу с девушкой, живущей в подобной роскоши, будет весьма непросто, если вообще возможно. Это его страшно расстроило, поскольку он уже твердо решил судьбы соединять. На всю жизнь, до гроба. Только вот какого гроба — сандалового?

А в туалетной комнате пришла очередь удивляться инженеру Куземе.

— Вы посмотрите, посмотрите, — восхищался он. — Бронзовые краны, фарфоровые раковины! Франц, глупая голова, тут же полноценная канализация!

— Что? Какая канализация?

— Да еще и горячая вода есть. И все это — среди леса!

— Кто… среди леса? — пробормотал Франц.

— Блеск, — кивнул Кэйр.

Туалетная комната действительно блистала. Она была облицована кафелем, сияла чистотой. Из нее не хотелось уходить.

— Да, — сказал Бурхан. — Это ж сколько нужно денег, чтобы так жить?

— Кажется, мы угодили в сказочный замок, — проворчал Ждан, утираясь хрустящей салфеткой.

— По ошибке, — вставил Кэйр, протягивая ему полотенце.

— Надеюсь, что не к людоеду, — хохотнул Бурхан.

И от его хохотка всем вдруг стало немного не по себе.

— Нет, — после некоторого молчания веско сказал Кэйр. — Не к людоеду. К кому-то более значительному.

— Утешил, — уныло пробормотал Франц.

Кэйр сочувственно положил ему на плечо руку.

— Встряхнись. И постарайся за столом не сидеть бучилой. Знаешь, где решаются человеческие судьбы?

— Что, в туалете?

— Нет. Судьбы решаются именно за столом. В туалете за них расплачиваются.

Лицо влюбленного внезапно прояснилось.

— Г-глубочайшая мысль, камарад! Ты долго ее высиживал?

Бурхан и Кузема переглянулись.

— Кто знает, может, еще и выживет, — печально сказал Бурхан.

Ждан вздохнул.

— Ну, если будет хорошо питаться.

* * *

…Веранда была залита лучами заходящего солнца. Курились полезные антикомариные палочки. На белой скатерти благородно темнело серебро, а в графине искрилось нечто гранатовое. Все располагало к безмятежному общению, однако беседа наладился не сразу.

Ждан нервно ерзал, озирая многочисленные ножи и вилки. Изольда и Франц молча уткнулись в пустые тарелки. Бурхан глазел на Инджин и глупо улыбался. Лишь Кэйр с Камеей поддерживали светский разговор о различных пустяках, при этом старательно избегали вопросов действительно интересных.