медленно потянулись из бездны в комнату. Они с тихим шорохом расползались по голому бетону, будто наполненные горячей кровью пульсирующие сосуды.

Дверь не брал даже лом. “Врата Соломона” запечатали себя со всех сторон. Дом, как прожорливая мухоловка на болоте, плотно сомкнул зубы, лязгнув всеми засовами. Он ощетинился стенами, полом и потолком. Черепица на крыше вздыбилась, из трубы повалил чёрный дым и, пронзая воздух, устремился ввысь.

– У меня есть идея! – Рэй оставил бесплодные попытки одолеть дверь. – Выиграй мне минуту!

– Что?

– Это безумие, но может сработать.

– А это не безумие?! – Гонсалес отбросил ломом ковёр, который снова ринулся в атаку.

Рэй открыл блокнот. Между обложкой и разрисованными листами был зажат огрызок карандаша, а на форзаце тонкой струйкой чернела надпись “Здесь живёт Эллейн. Здесь её надежда”. Рэй отыскал пустую страницу и принялся рисовать. Капля пота выступила у него на лбу. Рэй высунул кончик языка, как делал всегда на пике сосредоточенности.

Кровавые корни заполнили почти всю комнату. Они неспешно продолжали свой путь, обвивая окна, мебель, всё, что стояло между ними и вкусным ужином в виде двух оказавшихся в западне мотыльков-мальчишек.

– Ты спятил?! – Гонсалес на секунду обернулся.

– Поверь мне! – Рэй, не поднимая головы, добавлял в рисунок последние штрихи.

Вдруг корни остановились. Ковёр безжизненной тряпкой рухнул на диван и сжался в комок. Рэй с видом победителя убрал карандаш за ухо и протянул Гонсалесу блокнот.

На картинке “Врата Соломона” торчали как репа: перевернутый вверх тормашками корпус ушёл под землю, а корни, чахлые и беспомощные, болтались в воздухе.

– Держись крепче, – посоветовал Рэй и ухватился за балку, выступающую над дверью. Гонсалес, сунув тетрадь в карман, последовал его примеру.

– Ну ты даешь, – хмыкнул он.

Дом угрожающе затрещал.

Погребённые заживо

Окна задрожали и лопнули как мыльные пузыри. Последние языки заходящего солнца облизали “Врата Соломона”: оранжевый луч пробрался в гостиную, ощупал лица мальчишек и убрался восвояси, подальше от беды.

О том, что мебель будет падать, Рэй не подумал. Он представлял себе всё как-то иначе, если вообще представлял. На стены второго этажа градом посыпались книги. Следом раздался звон и металлический лязг антикварных часов.

“Отец точно убьёт меня, – мелькнула запоздалая мысль. – Если раньше не убьёт что-то другое”.

Диван, еще несколько минут назад мечтавший оторвать Рэю руку, безвольно прокатился по полу наперегонки со столом и встал “на дыбы” у стены, выбивая остатки стекол из окна. Штукатурка там, где он упал, тут же расцвела лиловым синяком. Огромной витрине повезло чуть меньше: сначала она завалилась на бок, а после перевернулась, как брошенный кубик, выплюнув все свои внутренности. Дом закряхтел, заскрежетал и заохал. А после стали сжиматься стены.

В обнаженные рамы хлынули потоки грязи. “Врата Соломона” черпнули её ковшом, и комната наполнилась влажной, пахнущей илом землей. Рэй никогда не думал, каково это – быть похороненным заживо, но теперь, кажется, узнал. Он читал о таком в книгах, но даже представить не мог всего ужаса черноты, которая надвигается на тебя гигантской волной. Отчаяние свернулось в душе и принялось скрести когтями всё громче и громче, подчиняя тело горячей панике. Темнота медленно, но верно завладевала каждым уголком сознания дома и запертых в нём людей.

– А ты не мог поднять его в воздух? – возмутился Гонсалес. И от этого замечания Рэю неожиданно стало легче. Дом закончил вращаться и встал вверх тормашками. Приземление смягчила тина, и теперь оба парня были по пояс в вязкой густой жиже, которая всё ещё заливалась в окно с хлюпаньем, жадными глотками. Рэй нащупал витрину и вцепился в неё, будто ищущий спасения на плоту в грозном море.

– Нужно найти люк.

– Отлично, – отозвался Гонсалес. – Только я не летучая мышь, чтобы видеть в темноте!

В ответ на его слова по всей комнате тут же засияли десятки серебряных огоньков. Они плавали, тихо покачиваясь, в гладкой чёрной субстанции вперемешку с комьями грязи. Свет отражался от поверхности как от зеркала. Тут и там копошились дождевые черви, цепляясь за свои жалкие жизни. Комната казалась маленькой, сломанной и совершенно покинутой.

– Это бездна! – догадался Рэй. Он поднял глаза к полу – дыра в звенящую ночь зияла в центре. – Помоги мне подвинуть шкаф.

Гонсалес, что-то бормоча себе под нос, подобрался ближе.

– Ненавижу замкнутые пространства… – Он опустил руки в бездну и взялся за шкаф с другой стороны.

– На счёт три… – скомандовал Рэй. – Раз, два…

Бездна сопротивлялась. Она была вязкой и тягучей, как свежий мед. Воздух в доме становился затхлым, забиваясь в глотку и нос, заставляя слезиться глаза. Рэй хорошо знал это ощущение: попытка вырвать себя из ночного кошмара, когда разум оказывается в западне, а липкие пальцы сна, не пуская, тянут в разные стороны. Даже если гроб не заколочен, поднять крышку, сдвинув почву хотя бы на дюйм, не так-то просто.

Рэй взобрался на витрину, когда она оказалась точно под дырой в полу. Бездна отпустила его, смачно чавкнув, и теперь стекала с одежды упругими струями. На месте старого погреба фундамент был похож на узкий полый короб и теперь, когда земля не заполняла его, вел прямиком на свободу.

– Подтолкни меня.

Рэй пополз, упираясь в стены спиной и ногами. Несмотря на прохладу ночи, он ощущал жар. Бездна на потолке гостиной искрилась и переливалась, готовая в любую секунду снова принять Рэя в свои объятия. Он старался не думать об этом, сосредоточившись на работе мышц, боли и напряжении. Свежий осенний воздух манил наверх, обещая спасение из погребённого и поверженного дома.

***

Корень зла, лишенный питательной бездны, из последних сил цеплялся за ясень. Его красные переплтённые ветви слабо подрагивали, сжимаясь от холода, при каждом порыве ветра. Тысячи тонких и хрупких капилляров-ответвлений впивались в фундамент дома, который торчал над лоснящейся жижей. Серебряные огоньки внутри вспыхивали и гасли, вторя звездам, ныряющим в облака.

– И что теперь? – спросил Гонсалес, выбравшись из ловушки четырёх стен. Рэй что-то шепнул ему на ухо. Гонсалес кивнул с бесстрастным лицом. Он замер, раздумывая о чем-то важном, а после сорвался с места и бросился к ясеню.

Всё произошло в считанные секунды. Корень зла опоздал. Одно из красных щупалец потянулось за секатором, торчащим из кучи чахлых листьев, но человеческие пальцы оказались проворнее. Гонсалес схватил оружие и бросил его Рэю. Тот, не теряя времени, подскочил к дому и с глухим ржавым щелчком перерезал одну ветку.

Гонсалес упал на колени и зажал уши так, что вены на его руках вздулись, как жирные дождевые черви. Рэй посмотрел на искаженное ужасом лицо, не понимая, что происходит, а после до его слуха донёсся шёпот.

Сотни голосов звучали одновременно. Бестелесные, не имеющие источника звука, они долетали со всех сторон. Цепляясь за ветер, опаляя кожу, шёпот забирался под одежду и пробирал до самых