Ослабшая, измотанная бесчисленными сражениями и длительными походами, XI армия, после вывода из ее рядов армян, еще более ослабла. Она стала пополняться бывшими мусаватистами, участниками антисоветских мятежей. Руководство Азербайджана именно этого и добивалось. Теперь можно было пойти походом на армянские селения.

Чисткам подверглась не только армия. Под разными предлогами из ревкомов исключались или переводились «на другую работу» большевики-армяне. На освободившиеся должности назначались бывшие мусаватисты. Именно так поступили с председателем Карабахского ревкома Сако Амбарцумяном. Он был избран на эту должность 26 мая 1920 года съездом карабахского армянства (десятым, начиная с 1918 года). Однако всего через месяц ревком Азербайджана перевел его «на другую работу». Что это было за работа, остается загадкой (по крайней мере, сведений об этом нет ни в доступных архивных документах, ни в специальной литературе). Новым председателем Карабахского ревкома стал бывший мусаватист Асад Караев, который в свою очередь дополнил ревком новыми мусаватистами, с самого начала нацелившими свою деятельность не на укрепление советской власти в крае, а на наущение, подстрекательство темной мусульманской массы против армян. Цель была известна: с помощью террора поколебать решимость карабахского армянства не подчиняться Азербайджану, в какие бы одежды он ни рядился. Впрочем, даже без помощи черни «бакинские товарищи» имели все предпосылки и возможности для покорения Карабаха. XI армия, лишившаяся армянских бойцов и командиров, стала послушным орудием террора в их руках, а большевистский центр во главе с Лениным, в стремлении угодить Турции, готов был бесконечно уступать все нарастающим территориальным требованиям прикаспийских стервятников. Непомерно возросшие аппетиты Нариманова и его клики приводили в недоумение Чичерина, единственного из большевистских комиссаров более или менее последовательно отстаивавшего законные права и интересы армянского народа. В одной из телеграмм, отправленных Орджоникидзе, он писал: «Азербайджанское правительство объявляет спорными не только Карабах и Зангезур, но и Шаруро-Даралагязский уезд. Последний никогда никем не объявлялся спорным — даже мусаватистским правительством уезд признавался за Арменией» [32, л. 1].

Иными словами, мусаватисты, заклейменные советскими историками за ярый национализм, в своих претензиях на армянские земли были значительно скромнее пришедших им на смену «интернационалистов» во главе с Наримановым.

Характерно, что для удовлетворения своих захватнических устремлений эти самые «интернационалисты», подобно своим предшественникам, также не брезговали примитивными фальсификациями и подлогами. Приведем один пример. 19 июня 1920 года Чичерин в телеграмме-инструкции Орджоникидзе писал, что по политическим соображениям, ради «мира и компромисса» «Карабах, Зангезур, Шуша, Нахичевань, Джульфа не должны присоединиться ни к Армении, ни к Азербайджану, а должны быть под российскими оккупационными войсками с созданием местных советов, ибо другое решение сорвало бы нашу политику мира, требуемого общим положением» [31, л. 19].

Однако спустя два дня, то есть 21 июня находящийся во Владикавказе Орджоникидзе получает дезинформацию из Баку, заставившую его подумать о резкой перемене позиции Чичерина. «Из Баку только что передал Гусейнов о полученной вчера Наримановым Вашей телеграмме о Карабахе и Зангезуре, говорящей о присоединении этих областей к Азербайджану. Прошу срочно сообщить, остается ли в силе Ваша телеграмма от 19 июня» [31, л. 32].

Излишне говорить, что никакой телеграммы указанного содержания Чичерин Нариманову не посылал. Именно после этой неудачной фальсификации Чичерин и призвал Политбюро ЦК РКП «обуздать бакинских товарищей».

Но вернемся к деятельности местных ревкомов. С момента советизации Армянский, или Нагорный Карабах находился под юрисдикцией двух ревкомов — собственно Карабахского (юг) и Гянджинского (север). Первый, во главе которого с июня стоял Асад Караев, упомянутый выше, судя по сохранившимся документам, претендовал на распространение своей власти и на Зангезур. К концу июля Караев после стремительных жестких чисток чувствовал себя полновластным хозяином положения в Карабахе. Очевидно, воодушевленный этим, он требовал жестких мер в отношении армян и от своих единомышленников в Зангезуре. Архивы сохранили преисполненное цинизма и человеконенавистничества обращение Караева в ранге председателя Карабахского губернского ревкома к Герусинскому (Герусы — Горис — административный центр Зангезура) уездному ревкому, датированное 21 июля 1920 года. Приведем отрывок из этого обращения, обнажающий технологию подспудного захвата, узурпации власти бывшими мусаватистами в армянских областях. «До сих пор, — писал Караев, — еще не обезоружено 90 % зангезурских деревень, это печально. Но более печально то, что до сих пор не обезглавлено зангезурское армянство. Его интеллигенция и главари-военные до сих пор остаются в деревнях. Завтра, в случае восстания, они станут главарями восстания и выведут наши силы из Зангезура. Снова и снова повторяю, время не ждет. Работайте день и ночь. Постарайтесь, чтобы все видные и нужные армяне были арестованы. Ссылка и похищение не большое дело (не трудно). Пройдут дни, изменится положение, и снова возвратятся они в свою страну. Оставьте человеколюбие. Этим нельзя создавать государство, завоевать страны, жить в мире <…> Постарайтесь переизбрать ревком и во время этого выбрать только мусульман и известных нам русских <…> В богатых вояками известных местах с целью ослабления армян убейте одного русского воина и обвините в этом армян. Знайте, что сделают русские? Не оставляйте в Зангезуре ни порядочного человека, ни богатства, чтобы это проклятое племя не могло подняться более на ноги» [30, л. 10].

К счастью, претворение в жизнь этих установок, если и случилось, то не возымело катастрофических последствий, благодаря сплоченному, организованному армянству Зангезура.

Иной была картина в Северном Карабахе, где были свои караевы и где, подобно Карабаху Южному, не было зангезурского народного единства. В конце июля 1920 года в Гянджинском ревкоме, заместителем председателя которого с момента его организации в начале мая того же года был Мадат Осипов [8, л. 91], не осталось ни одного армянина. Начались гонения на армянских большевистских деятелей, в особенности на участников подавлений антибольшевистских мятежей. Осенью 1920 года в Гяндже группа большевиков-татар обезглавила, а после содрала кожу с родного брата Мадата Осипова — Михаила, активного участника установления большевистской власти в Азербайджане. Не избежали преследований и члены ревкома Л. Овсепян, Овсеп Овакимян, ответственный сотрудник ЧК Есаи Мелик-Осипов. Зверское убийство Михаила вынудило Мадата перебраться в Москву. Здесь его вскоре назначили организатором в городскую партийную организацию № 4 [8, л. 91]. Покинул Гянджу и Есаи Мелик-Осипов. В январе 1921 года он был уже заместителем председателя ЧК Армении [9, 148].

Между тем, правительство Армении, находясь в безвыходном положении, когда, с одной стороны, надо было вести борьбу с уже дошедшими до Александрополя турками, а с другой, — противостоять российско-азербайджанской Красной Армии, понимая, что дальнейшее продвижение турок станет катастрофой для народа, выбрало меньшее из зол и по соглашению от 2 декабря 1920 года между РСФСР (в лице ее