— Хрен его знает. По мне, так хоть кто ни придумай, а лишь бы польза была. По этим законам, между прочим, с легавыми никаких дел иметь нельзя, а мы имеем. Они ведь тоже жрать хотят сладко. Сейчас в приличной банде половина легавых. И не бывших, а самых что ни на есть в натуре! Ну, дальше что, рассказывай!

— А дальше опять беспредел пошел. Нас из бани погнали в карантин № 1. Вдоль коридора стояли такие же зэки, кто с дубинкой, кто с дрыном. Приказано было бежать через этот коридор до дальней комнаты. Мы бежим, а они нас молотят куда попало и со всей дури! В комнате нам надо было садиться на корточки, наклонять голову как можно ниже и кричать свою статью, начало срока, конец срока. И мы кричали таким же зэкам, как и мы, только это активисты зоны — всякие завхозы и их помощники. Не дай бог поднять голову, сразу дубасят…

— Суки, — изрек Гоги равнодушно и полез искать на столе сигареты.

— Короче, — играя желваками на скулах, продолжил свой рассказ Мирон, — первые сутки в карантине нас молотили постоянно. Половина прибывших ходили, перекособочившись, а остальные сопли кровавые размазывали. Да и потом тоже… Одно слово, сучья зона… За все, за каждое нарушение били.

— Ты пей, Мирон, пей, — подлил парню в кружку вина Вертолет. — На душе полегчает.

— А еще там есть такая «муть». Выбирают они кого помоложе, у кого ходка первая, заводят тебя в комнату, где сидят такие же зэки, как они себя называют — сотрудники администрации. И говорят они, что вышел такой-то и такой-то указ президента. И разъясняют, что если ты уже осужден за какое-то конкретное преступление, то за те, что раньше совершил, ты уже ответственности не несешь. У нас, типа того, сроки не суммируются. И типа ты уже за них заранее помилован этим указом. А они, значит, просто обязаны записать твои показания, чтобы менты твои показания в это дело могли подшить, само дело закрыть и в архив сдать. И, главное, показывают тебе этот указ. Типа ксерокопия, которая вся в гербах и печатях. И на подпись президента пальцем показывают.

— И верят?

— Кто как. В основной массе не очень верят. Говорят, что посоветоваться надо. Ну, их сначала просто уговаривают, а потом начинают метелить руками и ногами. А когда поднимаешься в отряд, то и там не легче. И там тоже бьют. В секции заставляют вступать. И на промзоне бьют, если не сделал нормы, и в ШИЗО тоже, только резиновыми палками. Да и вообще бьют постоянно! За все подряд, а докопаться можно и до столба. И подследственных в СИЗО тоже. А следственные — это еще не осужденные, а их заставляют сдавать рапорт, на тумбочке стоять, приветствовать начальника, а следственные этого делать не должны. Но и их избивают. Вот мы и не выдержали…

— И что, хозяин вам это спустил? — хмыкнул Гоги.

— Решили, что проще будет нас по другим зонам разобщить, чем шум поднимать, трупы списывать да за бунт отвечать. У нас уже шестнадцать человек голодовку объявили.

— Пошли, а то глаза слипаются, — проворчал Гоги, потягиваясь с хрустом и зевая во весь свой гнилой рот.

— Да, надо уж, — кивнул Вертолет.

Мирон быстро глянул на своих приятелей и снова уткнулся в кружку носом. Гоги помялся маленько, потом с кряхтением встал и вышел из каптерки. Четвертый «сиделец», невысокий жилистый парень, который за весь вечер не издал ни звука, поймал взгляд Вертолета и мгновенно оказался возле входной двери. Чуть приоткрыв ее, чтобы уловить любой шорох в коридоре спального блока, он прислонился к косяку и замер.

— Ладно, что тебе на пересылке с воли передать велели? — тихо спросил Вертолет.

— Маруха ждет, блины маслом намазала.

— Все?

— Все.

— А про большого «легаша» что, про Иванова?

— А, да! Его можешь теперь не опасаться.

— А если он узнает? — Вертолет приблизился к лицу Мирона, прошипел: — Если узнает, то мне не жить. Я и суток не протяну. Даже здесь. Сучье вымя! И время неудачное. Что же кореша так подвели меня? Могли бы и «маляву» черкануть, а то на твою пробитую голову надежды нет. Ты на память не жалуешься?

— Ты че, Вертолет, я все сказал, как есть.

— Ладно. Все так все. Иди, да поменьше помелом махай про наши дела.

Антон наконец нашел удобный случай, чтобы познакомиться с водителем Солодовым. Водитель исчезнувшего Иванова на время был снят с машины и шлялся по гаражу без дела. Рабочие дни ему шли, и на работу он являться должен был обязательно. Но постоянные допросы и недоверие вымотали молодого парня до предела.

Быков водителя охарактеризовал как потенциально непричастного к делам Иванова. К возможным делам, как он потом поправился. Коля Солодов пару лет назад пришел из армии, отслужив срочную шофером. Покантовавшись с месяц, он ничего путного не придумал, кроме как пойти в полицию. Все по своей же специальности. За два года его оценили как хорошего, аккуратного водителя и посадили на иномарку возить полковника. Солодов конфликтным никогда не был, умел ладить и с сослуживцами, и с начальством. Так он и прижился водителем у Иванова.

Последние события выбили парня из колеи крепко. Сознавая, что он привез супругу своего шефа под пулю убийцы, что он косвенно виновен в смерти Валентины Ивановны, Николай впал в полную депрессию.

Антон нашел Солодова под навесом уличного кафе, разукрашенного разнокалиберными изображениями бутылок и банок с напитком «Балтика». Этим напитком и накачивал себя унылый водитель, сидя в полном одиночестве за дальним столиком.

— Колян! Здорово! — громко и жизнерадостно воскликнул Антон, распахивая объятия и нависая над Солодовым. — Вот не ожидал тебя увидеть здесь. А я только вспоминал о тебе. Помнишь областной военкомат, поезд, нас, бритоголовых?

Солодов удивленно смотрел на незнакомца и явно не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Кажется, в этом парне проснулся и основательно укоренился законченный пессимист.

— Не помнишь, что ли? — не унимался Антон. — Забыл кореша? А как мы в поезде пили, как я с полки упал, помнишь?

Антон представления не имел, как ехал в свое время в армию Коля Солодов, но полагал, что у всех это происходит примерно одинаково. Сам Антон через это проходил и навидался всякого. Если он и ошибался, и у Солодова имелись совершенно иные воспоминания об этой яркой части жизни, то это было не страшно. Главное, завязать знакомство. Если Солодов Антона «вспомнит», то контакт произойдет быстрее. Ну а если не вспомнит, то нынешние его проблемы все равно приведут к нужному контакту, только другим, более сложным и витиеватым путем.

— С полки? — попытался улыбнуться Солодов. — Ну-у… вроде помню, а ты…

— Да ладно! — отмахнулся Антон и бухнул на стол четыре бутылки «Балтики 3». — Помню, не помню… Давай-ка за встречу махнем пивка! Ты чего такой смурной? Проблемы? Нет таких проблем, которые не могли бы решить старые друзья. А армейская дружба, она святая.

Осушив залпом почти полностью кружку, куда он перелили пиво, Антон отдышался и кинул в рот несколько орешков из блюдечка. Кажется, жизнерадостность «знакомого» начала действовать на Солодова. Тот факт, что этот парень знает его по имени и фамилии, подспудно говорил о возможном их знакомстве в прошлом.