— Не волнуйся, я так всё хитро выверну, что народ мне ещё спасибо скажет. А ты по моему сигналу дверь открывай и на столы вели яства расставлять, ничего не поделаешь, придётся с неумытой чернью разок за столом посидеть.

Бояре заморщились, зафукали. А делать нечего, разок можно и потерпеть, согласились.

Сестра тогда нарядно оделась и на балкон к народу вышла. Народ и замер, что за диво, баба вместо царя.

А сестра с балкона с речью к народу:

— Дорогие наши братья и сёстры, — говорит, слеза по бороде течет, глаза добрые такие, — Сейчас в толпе были страшные враги наши, поэтому мы их всех победили и весь мир от них спасли. По этому случаю — сейчас пир. А день этот сделаем праздником, чтобы враги впредь знали, что на нас нападать нельзя, потому что мы против супостатов можем объединиться, назовём день этот Днем единого порыва!

Народ закричал, запел, на колени тут же бухнулся:

— Слава царю!

А сестра царю рукой машет, мол, двери открывай. И открыли. И хлынула людская река в царские палаты да прямёхонько за стол.

А сестра царю шепчет:

— Ты народ не корми, только зелена вина им побольше лей, они напьются да заснут крепко, а проснутся — и ничего не вспомнят, что было.

Сказано — сделано.

Сидит царь во главе стола, а сам смотрит на людей. И видит: все пьют, а один не пьёт, все едят, а один не ест.

Царь тогда к нему:

— Добрый молодец, проси, чего хочешь, а помоги мне только Василису Премудрую отыскать, чтобы дочек грамоте обучила?

А молодец посмотрел тогда на царя грустно так, но не ответил ничего, а бросился вон из дворца бежать. Как только за двери выбежал, так сразу обернулся вокруг себя трижды и стал оленем. Тут царь не растерялся, а сделал, как старичок старенький учил: сел на гнедую кобылку, которая конюха в пропасть сронила, и за оленем кинулся. День целый ехал почти, стал олень уставать, а кобылка гнедая все так же быстро бежит. Тогда встал олень, обернулся вокруг себя трижды и стал зайцем. И тут царь не растерялся, раскрутил петлю конюшую и зайца зацепил. Трепыхался заяц в силках, бился, а когда понял, что не вырваться ему, оборотился вокруг себя трижды и стал птицей большой, а птицы ввысь взлетела. Царь тогда водицы поставил на поляне из той речки, в которой конюх захлебнулся, а сам за дерево спрятался. Вот птица спустилась к воде и пить стала. Тут уж царь за крыло ее схватил одной рукой, а в другую горсть порошка из мешочка золотом шитого набрал, да дунул пылью этой на птицу.

Птица тут же добрым молодцем обернулась. Царь к ней с просьбой во второй раз:

— Проси, чего хочешь, а помоги мне только Василису Премудрую отыскать, чтобы дочек грамоте обучила?

— Слаб я, — молодец отвечает. — Дай отдохнуть.

Царь и тут сделал, как старичок напутствовал: отвёл молодца в покои царские, перины пуховые постелить велел, молодца уложил, а сам вышел, под дверями ждёт на часы поглядывает.

Вот и утро наступило, царь с первыми лучами солнышка — к молодцу. Тот только глаза открыл, царь ему и говорит:

— Проси, чего хочешь, а помоги мне только Василису Премудрую отыскать, чтобы дочек грамоте обучила?

Согласился молодец:

— Ты меня сумел поймать, так тому и быть, помогу я тебе. Сам Василису Премудрую ищу. Зовут меня Иваном, я Василисы жених. Украл её Кащей Бессмертный, а меня одурманил зеленым вином. Звали меня раньше Иваном, а с тех пор стали звать Иваном-дураком нарекли. Как зелено вино в рот попадает, так глупею тут же. И так меня Кащей вином одурманил, что я и вспомнить не могу, в какую сторону идти выручать мою зазнобу. Хожу по странам и государствам, пытаюсь вспомнить.

Призадумался тут царь. Хорошенькое дело выходит: надо к Кащею идти Василису Премудрую выручать, а Кащей-то ведь самый близкий царёв друг. Они ж вместе и придумали людей вином зеленым поить, чтобы те дураками становились, и умные мысли в их голове не водились бы. Пока люди-то глупы, царёвы дочки им академиками кажутся. А тут на тебе, пошлёт он к Кащею Ванюшу этого, отберёт Ванька у Кащея невесту, опять же обидит старика… А Кащей царя на помощь позовёт. И что вот делать в таком разе? У Кащея ведь от самого царя грамота на разбой, где написано, что любое лиходейство царь Кащею позволяет и всё одобряет и подпись царская. А ну, как Ванька эту грамоту увидит? Что тогда? Куда царя деваться? И Василису Премудрую надо бы во дворец, и так бы её умыкнуть, чтоб Кащея не обидеть, и так, чтобы Ванька не узнал, что в сговоре царь с Кащеем… Думал царь, думал, да дочки ж дороже Кащея. Пусть Ванька Василису сюда доставит, а там ему и голову с плеч… Мало ли, какое злодейство Ванюша замыслил, там придумается что-нибудь. А Кащея предупреждать не стоит, этот старик хитёр, узнает, так спрячет, никто Василису в жизнь не найдёт.

Так царь решил, улыбку по всему лицу растянул и ласково дальше Ваню спрашивает:

— А как тебе вспомнить-то помочь, где Кащей этот Василису Премудрую держит? — царь вопрошает.

— Надо мне блинов, только не обычных, а таких, которые только Василиса делать умела. Простому человеку так не суметь. Вот если этих блинов съем, ко мне память вернется.

— Ты скажи, а я подумаю, у меня человек ученый в царстве есть, может, он подскажет? — спрашивает царь.

— Надо в те блины особого молока, от лунной коровы надоить.

— А где ж ту лунную корову взять?

— Как же, царь-надежа! — удивился Иван. — Разве ж трудно на Луну-то забраться? К нам в деревню твои глашатаи приходили и новости кричали, что теперь надо затянуть пояса потуже, потому что царь Луну осваивать желает. А потом еще приходили и картинки показывали, как целые корабли на Луну летают и царь по самой Луне ножкой топает…

— Ну, да, ну, да, — скривился царь. — Запамятовал я. Такая, знаешь, Ванюша, мелочь,