12 декабря, после обеда, прибыл курьер с решительными вестями от Константина: старший брат окончательно отказывался от прав на престол, но категорически отвергал предложение приехать в Петербург. Пришлось смириться с тем, что возвещать о воцарении на торжественном заседании Государственного совета придется в присутствии только великого князя Михаила Павловича, «личного свидетеля и вестника воли цесаревича». Однако его еще нужно было дождаться: он был почти в трехстах верстах от столицы. В восемь часов вечера 13 декабря 1825 г. Николай собрал Государственный совет. Долго ждали Михаила Павловича, его не было. Время уже перевалило за полночь, когда великий князь Николай появился перед Советом. Он, подчеркнув, что выполняет волю брата, зачитал манифест о своем восшествии на престол. Затем предложил членам Совета собраться утром для присяги новому императору. Тогда же присяга должна была состояться и в других государственных учреждениях и в войсках. Короткая тревожная ночь с 13 на 14 декабря прошла в заботах и волнении.

Понедельник 14 декабря 1825 г. выдался хмурым и морозным. Было еще темно, когда закончили присягать сенаторы, генералитет и командиры отдельных частей. С восьми шла присяга, а точнее переприсяга, в войсках. В 9 часов должен был собраться Государственный совет. Около девяти часов утра, когда, наконец, приехал Михаил Павлович, император встретил его словами: «Ну, ты видишь, что все идет благополучно, войска присягают, и нет никаких беспорядков». – «Дай Бог, – отвечал великий князь, – но день еще не кончился». И как в воду глядел: в половине одиннадцатого стало известно о беспорядках в казармах Московского полка. Там солдаты двух рот (800 человек) под влиянием речей офицеров отказались присягать Николаю, ссылаясь на то, что они уже присягнули Константину (срок службы в польской армии составлял 8 лет против 25 в российской!). Попытавшиеся остановить возмущение командиры полка, батальона и роты были серьезно ранены. Затем с барабанным боем московцы вышли на Сенатскую площадь и построились там в каре около памятника Петру I. Часа через два к ним присоединились лейб-гренадеры (1250 человек), а затем матросы Гвардейского экипажа (1100). Таким образом, членам Северного общества удалось вывести на площадь более 3 тысяч солдат и матросов. Дислокация восставших напротив здания Сената была связана с планом выступления, принятым накануне. Планировалось провозгласить «Манифест к русскому народу» от имени Сената, а присутствие восставших полков должно было воздействовать на сенаторов и заставить их дать согласие на распубликование манифеста. Однако восставшие стояли перед пустым зданием.

Император Николай I на Сенатской площади 14 (26) декабря 1825 года в Петербурге. Художник К. И. Кольман.

Еще одним пунктом плана заговорщиков, которых впоследствии стали называть декабристами, был захват Зимнего дворца. Именно поэтому часть лейб-гренадер, переправившись через Неву по льду и рассчитывая, что Зимний уже захвачен их единомышленниками, ворвались в его внутренний двор. Убедившись, что дворец занят правительственными войсками, они покинули его и поспешили к Сенатской площади. По пути они встретили Николая Павловича и кавалергардов, преградивших им путь. Бенкендорф, присутствовавший при этой встрече, рассказывал, что лейб-гренадеры бежали и кричали: «Конституцию!», а на вопрос, что они разумеют под этим, отвечали: «Жену Константина Павловича!». Оставим на совести мемуариста это свидетельство, факты же говорят, что солдаты знали цели выступления – в случае победы им были обещаны уменьшение срока службы и прибавка к жалованью.

Восстание декабристов 14 (26) декабря 1825 года. Акварель К. И. Кольмана.

Вернемся к зданию Главного штаба, около которого восставшие столкнулись с новым императором. Николай приказал кавалергардам расступиться и пропустить лейб-гренадер на Сенатскую. В тот момент он находился в смертельной опасности. Столкновение кавалергардов (среди которых находились и члены Северного общества) с превосходившими их по численности мятежными лейб-гренадерами могло закончиться для Николая трагически. Таких опасных ситуаций в этот день было немало. Вот к нему подошел один из заговорщиков, якобы чтобы предупредить о мятеже (А. И. Якубович), другой участник восстания, вооруженный, находился совсем рядом, но так и не решился на цареубийство; в проходящего мимо стройки Исаакиевского собора Николая попали камни и поленья, брошенные рабочими; он был обстрелян со стороны каре на Сенатской, когда подъехал слишком близко к бунтовщикам. Ничто не могло остановить его, и весь этот день, 14 декабря, он провел в гуще событий, среди множества знакомых и незнакомых людей. Несмотря на эмоции, переполнявшие его, его распоряжения были четкими и логичными, а действия бесстрашными. А ведь он не знал масштаба заговора, не мог предвидеть, что предпримут заговорщики, возможно, ожидал массового неповиновения и кровопролития. Существует множество свидетельств, насколько мужественно вел себя император в этот день.

Выстрел П. Г. Каховского в М. А. Милорадовича. Литография с рисунка А. И. Шарлеманя.

Так, отдавая указанию по размещению караулов вокруг Зимнего дворца, Николай в одном мундире прошел вперед по Дворцовой площади. Его окружил сбежавшийся народ. Император сам стал читать толпе манифест о своем воцарении (он был распечатан ночью и его не успели распространить), закончив чтение словами: «Вы видите теперь, что я не отнимаю престол у брата». Такого в истории династии Романовых еще не было! Толпа стала кричать «ура!» и бросать в воздух шапки. В это время Николаю сообщили, что мятежные московцы построились в каре на Сенатской. Он довел это до сведения окружавшего его народа, после чего поцеловал нескольких рядом стоявших людей и попросил передать его поцелуи остальным. Очевидец вспоминал, что народ свято делил между собой поцелуи царя. Тем временем со стороны Зимнего дворца подъехала обычная извозчичья карета, в которой находился семилетний наследник престола, Александр Николаевич, со своим воспитателем. Его сестры уже были перевезены из Аничкова дворца в Зимний заблаговременно, теперь настал его черед.

Ситуация продолжала оставаться напряженной. Настроение толпы могло измениться, а на площади у дворцовых ворот пока находился только один караул Финляндского полка. Еще до описанных выше событий новый император приказал вызвать Кавалергардский и Конногвардейский полки, к этому времени уже присягнувшие ему. Позже было послано за Саперным батальоном, которым когда-то командовал великий князь. Именно на гвардейских саперов, большинство которых Николай знал в лицо и по фамилии, государь особенно надеялся. Наконец, прибыл батальон Преображенского полка. Отдав команду: «К атаке в колонну», Николай самолично выдвинул батальон к углу Главного штаба и приказал зарядить ружья. Тогда же ему привели верховую лошадь. Было 11 часов 30 минут.