вчерашнее число зверски убита на Заводской улице домовладелица Огородникова. Труп изуродован до неузнаваемости. Похищена крупная сумма денег и много ценных вещей. К розыску преступников приняты энергичные меры. Настрочил? Жарь другую заметку: в следующую ночь на Предтеченской убит в своей квартире чиновник Любимов. Убийство совершено, повидимому, с целью ограбления, на что указывает взлом сундуков и чемоданов. Полиции удалось напасть на след преступников.

— Ой, чай, врешь?

— А ты, черт полосатый, не разговаривай, пиши, что говорят! На бутылку настрочил? Дуй теперь в редакцию. Вечером на четверть будет...

Через некоторое время в соседней комнате происходила другая беседа. «Удочка» докладывал начальству о новом убийстве вблизи мельницы Лапшина.

— Все последние разбои, — говорил он, совершены при одинаковых условиях. Очевидно, действуют одни и те же лица из шайки бежавших каторжан.

— А, черт с ними, — махнул рукой начальник, прозванный «Сахалинцем», — все равно нам не сладит с ними. Ты, брат, вот что сделай: есть тут жид один... Много он закладов принимает. Поищи-ка у него, да кой-что по ценнее прибери. Потом доложишь.

Начальство исчезло с рапортом.

«Удочка» завернул в кабинет другого начальника, по меньше первого, и долго жаловался ему на тяжесть службы.

— Был я торговцем, портным, биллиардистом, музыкантом и черт знает чего только не делал на своем веку, но не видал такой катаржной жизни, как здесь. Ни кто не черта неделает, а разбои увеличиваются, грабежи уже никого не интересуют, мелкими ворами заниматься вовсе некогда. Сейчас докладываю «Сахалинцу» о новом убийстве, а он толкует о каком-то жиде... Да черт с ними, с этими жидами и другой сволочью, тут не до них теперь!..

— Не волнуйся, брат, ничего мы с тобой не поделаем. Революция, анархия — и черт с ними!.. Будем делать — что в силах, а там будет видно.

В соседней комнате один из надзирателей «выбивал» сознание у какой-то кухарки, заподозренной в краже медной ложки у барина. Слышались дикие крики и вопли...

V.

„В Вагончике“.

В чайной и дешевой столовой, на Набережной, сидели за грязными столами представители разных категорий объединенной воровской организации. Содержатель чайной, отставной солдат Николаевских времен — Лагунов, с большим количеством на груди крестов и медалей, в качестве старосты отдела организации давал урок.

— А ну-ка Нос? скажи нам, что такое паутинщики? Что, не знаешь? А еще, говорит, — я экзамент в Москве выдержал, — хвальбишка! Паутинщики действуют на пристанях, на базарах, на толкучках. Один предлагает какие нибудь медные часы, али там, скажем, браслетку; говорит — чистого золота, краденые. К нему подходит «затыльщик» и рядится, набивает цену. Можно для успеха трех-четырех таких затыльщиков иметь. Соблазн всегда хорошо действует. Одураченный покупатель верит, что вещь золотая и дает 20-30 р. за рублевую безделушку. Лучше всего попадают на удочку деревенские попы, монашенки, богатенькие мужички. Хороший паутинщик может до десятка в день сбывать таких медяшек. Дело самое выгодное.

— Возьмем теперь «парадников». Дело простое: иди и посматривай — где парадное открыто. В прихожей почти никогда никого не бывает, а взять всегда кой-чего можно. Хороший парадник никогда без добычи не останется.

— «Ширмач» должен иметь хороший костюм. Дурак прежде всего на одежду смотрит: шикарно одет порядочный человек, компанию водить можно; оборванец — вор и мошенник. Ширмач действует по железным дорогам, на параходах, в хороших гостинницах. Знакомится с каким нибудь денежным тузом, ведет коммерческие и деловые разговоры, заключает какую нибудь сделку, ставит купеческий магарыч. Подвыпивши малость — можно и «собачкой» угостить. А тут уж дело известно: поочистил карманы и будь здоров.

— Ночью в тесных уголках можно действовать «на прихват»; один сзади схватывает за горло, другой ревизует карманы... Позволяется тут по брюшку ударить — от этого человек в безсознание впадает...

— Так-то вот, братцы, умные люди работают и деньги хорошие промышляют.

— Ну, а теперь пока урок закончим и гайда — на дело! Время хорошее, можно в волю поработать.

Банда разбрелась на промыслы.

Старик для развлечения пригласил на чаек постового Селина и долго беседовал с ним о благополучном для воровских дел времени.

В заключение служитель порядка и спокойствия таинственно сообщил собеседнику:

— На всякий случай я сундучишко свой перетащил в участок. Коли есть что по важнее — можешь хранить без опаски. Там уж обыскивать не станут...

VII.

За Волгой.

Около маленькой береговой землянки сидели двое: рослый, сутуловатый мужчина, на вид лет 40 и довольно красивая девушка, лет 20. Оба подтачивали удочки на длинном подпуске и негромко беседовали.

— Сегодня ночью работа будет,—сказал, подмигивая, рыбак.

— Али налим какой наклевывается?

— Мазура с Чебуком в гости приедут и какого-то забулдыгу привезут. Деньжищ, говорят, уйма!

Значит — «собачки»: приготовить?

— Привезли уже; там вон в корзине плавает. Казенки у нас еще много?

— На десятерых хватит!

— Значит, Бог даст, порыбачим!

Рыбак отправился собирать для костра хворост. Собеседница принялась за чистку рыбы.

Вскоре наступили сумерки и к берегу причалила небольшая лодка с тремя пассажирами.

— Эх, братцы, благодать-то какая! — восторженно крикнул пьяным голосом невысокий субъект в суконной поддевке и лаковых сапогах — Да тут такая жизнь, что умирать не надо!

— Пожить, брат, умеем, — отозвался другой, привязывая лодку. — Вот вы, деревенские обыватели, залезете в глушь, да только и думаете о том — как бы денег побольше зашибить. Мы, городские жители, совсем иное дело — для нас побольше жизни!

— А ну-ка, рыбарие-богословы, валяй уху из стерляди, да перцу с луком не жалей, — купцы хорошие — платой не обидят!

Через полчаса компания сидела около ярко пылающего костра, осушая быстро бутылку за бутылкой. Слышались веселые разговоры, переливаемые беззаботным пьяным смехом.

— Сашенька, присаживайся ближе, обними гостя покрепче! — приказывал подвыпивший рыбак своей молодой сожительнице.

Человек в суконной поддевке заметно пьянел от избытка восторга и счастья.

— Подавай, хозяйка, коньяку заграничного, будем пить вино заморское, не хотим казенки! — весело командовал он, обнимая красивую рыбачку.

С наступлением полночной темноты голоса слабели, костер потухал, очевидно, пьяный сон вступал в свои права. Постороженный человек «из деревни» уже не кричал и не восторгался, а что-то бессвязно бормотал, валяясь на песке. Вскоре смолкло и это бормотание, слышался лишь легкий храп.

Но не заснули рыбаки и приехавшие с поддевкой молодцы. Все они